Михаил Алексеевич Зелен, если не считать общегражданских процедур вроде обмена паспорта, с теперешними правоохранительными органами не сталкивался. А вот в карательной системе сталинского режима, занимаясь историческими изысканиями, прекрасно разобрался. Ученый не раз сравнивал органы НКВД с католической инквизицией. Там тоже могли по любому доносу обвинить человека в ереси и спалить на костре. Трудно доказать, что ты не ведьма или не друг-приятель сатаны, если тебе не желают верить. Так же трудно было в застенках НКВД доказать, что ты не шпион империализма. Под пытками сознаешься и не в таких злодеяниях. Хотя Зелен и понимал, что все это в прошлом, тем не менее испытывал некоторое напряжение, отправляясь в свой районный отдел милиции. Ученого принял заместитель начальника, майор лет тридцати. Фамилия у майора была украинская, Штеменко, а лицом он походил на цыгана. Зелен рассказал ему о слежке, описал лжемастера интернетной сети, упомянул о сомнительном предложении по поводу архива отца и попросил защиты.
Майор старательно запротоколировал все сказанное ученым. Но Михаил Моисеевич, наблюдая за реакцией Штеменко, заметил, что тот с трудом сдерживает улыбку. Покинув райотдел, он не сомневался, что свои записи майор выбросил в урну, как только за посетителем закрылась дверь. Сделав вывод, что его безопасность, по формуле из бессмертного романа Ильфа и Петрова, дело рук самого утопающего, Михаил Моисеевич предупредил лифтершу, чтобы та без звонка к нему никого не допускала. Понимая, что эту меру лишь весьма условно можно назвать мерой защиты, ученый ждал неприятностей. Но привычного распорядка жизни не менял.
Вот и сегодня утром, выпив неизменную кружку крепкого чая и съев яйцо всмятку, он уселся: за компьютер, намереваясь для начала проглядеть электронную почту. Но помешал телефонный звонок: лифтерша сообщила, что его спрашивает посетитель. Или предупреждение Зелена сработало, или внешность посетителя старушку чем-то насторожила.
– Дайте ему трубку.
– Здравствуйте, Михаил Моисеевич. Меня зовут Семен Сотов, я помощник Алекса Слободски. Вы получили его письмо?
– Я еще не успел посмотреть почту, господин Сотов. Передайте трубку лифтерше, асами поднимайтесь. – И, дав указание пропустить гостя, Зелен поспешил в прихожую отпирать дверь.
Визитер в своей синей джинсовой куртке на меху и широкополой шляпе, с баулом желтой кожи походил на янки из советских фильмов. Но, присмотревшись внимательнее, ученый понял, что перед ним типичный русский мужик. Нос уточкой и золотая коронка, сверкнувшая при улыбке под усами, сомнений в национальной принадлежности гостя не оставляли.
– Сотов Семен Григорьевич, – еще раз представился «американец» и протянул здоровенную лапу. Зелен успел заметить татуировку с якорем и золотые часы.
– Проходите, господин Сотов. Раздевайтесь и чувствуйте себя как дома. А я пока, с вашего разрешения, просмотрю почту. Возможно, письмо Алекса там уже появилось.
Михаил Моисеевич вернулся к компьютеру и действительно обнаружил два новых поступления – одно письмо было из института, с которым он сотрудничал, другое от американца. Алекс писал, что он уже в России, но пока не в Москве. Просил принять его сотрудника и навестить вместе с ним Вильяма Похлебкина. Причем по возможности этого не откладывать. К письму прилагался фотографический портрет в цвете с пояснением: «Поскольку вокруг вас крутятся гангстеры, считаю долгом фотографию Семена Сотова приложить».
Михаил Моисеевич улыбнулся предусмотрительности молодого американца. В фотопортрете наблюдалось полное сходство с оригиналом, и хозяин мог не опасаться, что в гостях у него самозванец.
Выключив компьютер, Зелен пошел принимать посланника Слободски. Тот уже добыл из баула подарочную коробку с водкой компании «Слободски» и терпеливо ждал хозяина. Приняв с благодарностью презент, радушный хозяин предложил Сотову перекусить с дороги, но от трапезы гость категорически отказался:
– Алекс мне наказал первым делом добыть у Похлебкина копию царской бумаги. Машина внизу, и, если вы не возражаете, прямо сейчас и отправимся.
Зелену ничего не оставалось, как поскорее одеться в дорогу.
У подъезда их ждал микроавтобус. Семен Григорьевич распахнул перед Зеленом дверь, забрался следом за ним в салон и без промедлений попросил:
– Говорите адрес.
Михаил Моисеевич пояснил водителю предстоящий им маршрут, и они покатили.
Сотов с любопытством смотрел на столицу новой России. Хоть ученый и страдал слабостью зрения, но не мог не заметить и не почувствовать, что творится в душе эмигранта:
– Вижу, по России вы соскучились. Сейчас времена другие. Почему бы вам не вернуться на родину?
– Будь она проклята, ваша родина! – вдруг зло выпалил Семен Григорьевич. И столько горечи прозвучало в его словах, что Зелен решился эту тему закрыть.