— Ты издеваешься? — взял бутыль за горлышко и со всей силы бросил в стену. — Сколько можно пить эту дрянь?
Давид засмеялся. Сначала это был просто тихий смех, но через минуту это превратилось в настоящую истерику с красным лицом и слезами. И только в этот момент я заметил странные пятна в его ауре. На чёрной ауре были красные проплешины и зелёные дыры. Что мать вашу это за болезнь такая?!
Давид сам не заметил, как из его рта начала идти кровь, тёмная и густая… Но истерика никак не прекращалась, может из-за боли у него помутился рассудок? Болезнь сильно повредила головной мозг и кровь. В суматохе начал искать воду, чтобы напоить и успокоить припадочного оборотня. Пришлось сбегать в другую комнату, чтобы набрать в графин воду. Попытался напоить Давида, но тот выплевывал все обратно.
— Да успокойся ты! — вылил оставшуюся воду ему на голову, потянул за кофту и сильно похлопать по щекам.
Зрачки наконец-то перестали бегать и устремили взор на меня. Смех ушел и тело Давида сильно ослабло, так что он упал в мои объятия и тяжело задышал.
— Прости, — отдышавшись, хрипло сказал Давид.
Глава 33
— Что с тобой произошло? — не нашел другого вопроса, чтобы спросить и мысленно дал себе оплеуху.
— Болезнь прогрессирует. Не хотел, чтобы ты увидел меня в припадке. — тяжело дыша, Давид встал и сел в кресло. — Мне осталось немного.
— Хочешь надавить на жалость? — мысленно усмехнулся. — Это такая уловка или ты реально болен?
Давид достал из кармана таблетки и проглотил разом несколько штук. Неосознанно протянул ему стакан с оставшейся в нём водой.
— Уже несколько лет борюсь с ней и с каждым днём теряю надежду, что вылечусь. — закрыл глаза и облокотился на спинку кресла. — Хочу хоть напоследок спокойно попросить у тебя прощения.
— Я же уже сказал, что никогда не прощу тебя за твои темные дела. — холодно ответил мужчине и увёл взгляд в сторону.
Почему моё сердце именно сейчас начало предательски колоть? Я же оставил свое прошлое и прошлого себя. Поклялся больше никогда не вспоминать. Полностью принял новую жизнь и нового себя. Тогда почему же мне сейчас так больно?
— Хоть ты так и говоришь… Я знаю, как эти слова режут твое сердце и душу. — шепотом ответил Давид. — Ты такой же мягкий, как и твоя мать.
— Я не такой как она! — возмущенно ударил кулаком по столу. — Да откуда же мне знать о своей матери, если ты даже не удосужился мне хоть что-то про нее рассказать.
— Даже злишься как она. — усмехнулся мужчина. — А знаешь почему я не рассказывал тебе о твоей маме? Ты хоть представляешь, что значит потерять истинную пару? Это настолько невыносимая боль, что каждое воспоминание приводит в сильное бешенство. Осознавать, что больше не притронешься к своей любимой, было слишком больно.
— Если бы ты мне рассказал, то я бы и не злился. — перевел дыхание. — Но ты же ничего рассказал, откуда мне знать кто она?! Мне рассказали о моей маме твои друзья. Наговорили столько глупостей и лжи, что я несколько дней её просто ненавидел, пока не нашёл твой дневник с её фотографиями.
— Значит это был ты, кто украл его… — у Давида скатилась слеза по щеке.
— После прочтения я вернул его на прежнее место. — почему же так хреново от всей этой ситуации?!
Хотел просто поговорить, поставить все точки над «i» и больше никогда сюда не приходить. Но каждое его слово режет сердце. Детская обида выходит наверх и просит справедливости. Не лучше бы просто уйти сейчас? Очевидно, что мы не сможем сейчас нормально поговорить.
— Если прочитал, значит всё о своей матери знаешь. — Давид довольно улыбнулся. — А я так и боюсь вспомнить свою прошлую жизнь.
— Тогда почему заставляешь меня вспоминать её? — грустно спросил, тяжелый ком подходил к горлу. — Ты знаешь сколько раз в детстве хотел услышать от тебя хоть какие-то слова поддержки? Я старался быть лучше остальных, ведь я твой сын! Но ты показывал все видом, что я не лучше других, а иногда и хуже. Ты ни разу не назвал меня своим сыном перед другим. Не гордился, не любил и не показывал свою заботу! — спокойный голос все больше переходил в крик. — А я просто хотел, чтобы ты относился ко мне как своей семье. Но нет, тебе было важнее убивать и разрушать другие невинные семьи.
Давид ничего не говорил. Просто медленно моргая смотрел в пол и нервно сжимал губы. Его молчание стало последней каплей. Я наконец-то захотел выговориться ему. Пусть слушает какого мне было, когда я «жил» с ним.