Ильгизар к обидам на пустом месте никогда вроде склонен не был, я бы и думать об этом инциденте забыл, если бы не было затронуто его трепетное отношение к родичам. Извечная больная тема… После всей этой эпопеи с Норин, а потом и с приемным братом, легче, разумеется, не стало. Без того гипертрофированное чувство ответственности за родных приобрело болезненный оттенок — дергается от любого намека на несостоятельность его как любящего родственника. Ушел вот, а я теперь мучайся — вспоминай, что такого брякнул в несознанке.
Спокойно обмозговать ситуацию мне бы наверняка не дали, но иногда посторонние эльфы, шастающие по моему дому, бывают очень кстати. Учитель принца, о котором все счастливо забыли, таки пробился в дом и спас мои уши от очередных нотаций.
Радость моя, впрочем, недолго длилась. Вспомнив об условии, поставленном степнячкой, я как-то подувял. Я поклялся, что ноги моей в родовом доме не будет, пока не найду Талику, и нарушать данный себе обет не хотелось по целому ряду причин. Куда проще дождаться "смены" другой заклинательницы и попробовать договориться уже с ней. Правда, во-первых, непонятно, каких заклинаний навертели на мои браслеты — может, меня дальше уборной и не выпустят. Во-вторых, все посещения родственников-телепортистов, которых можно подбить на сомнительную авантюру, возможны теперь только в присутствии его строгого высочества. "В-третьих" звучит наиболее маразматично, но отбросить его я, к сожалению, никак не могу: терзает меня смутное сомнение, что степнячка слишком уж ассоциировала себя со своей юной коллегой. Кажется, она даже разик использовала "я" там, где я ожидал услышать "она".
Оставлю, пожалуй, эту неблагодарную тему на время. Сейчас бы припомнить, что достоверно говорила степнячка. Жаль покопаться в своей не совсем трезвой памяти, чтобы вытянуть точные слова, без посторонней помощи не выйдет.
Вспомни, что обещал себе. О, такое я вряд ли забуду. Чтобы не говорила миледи, что отец одумался и сожалеет о вырвавшихся у него словах, у него не было права кричать, что если бы я не задурил Талике голову своими службистскими штучками, ее бы не похитили. Элементарное "прости, я был не прав" у него ж поперек горла встанет, а я не собираюсь переступать порог дома, где меня однажды сочли виновным в пропаже сестры. Великий лорд может сожалеть сколько ему угодно, Талику это не вернет. Лучше бы приложил побольше усилий к ее поискам, глядишь и вышло бы что. Но нет, мы будем бездеятельно скорбеть и обвинять тех, кто пытается делать хоть что-то! Ничего, что могло бы обосновать жизненно важную необходимость навестить старших, я так и не вспомнил. С миледи я бы встретился с большим удовольствием, но только, чур, на нейтральной территории.
Ладно, пойдем от обратного. Не думай о том, в чем клялся другим. Лорд может изгнать меня из рода, мне плевать, дома меня больше не увидят, и подчиняться его приказам я впредь не собираюсь. Наговорил я тогда много, но единственное, о чем пожалел со временем — это искреннее огорчение в глазах миледи, которая, лишившись дочери, фактически потеряла и меня. Мы, конечно, видимся, но это уже совсем не то. Не знаю, что бы я делал, если бы она прямым текстом попросила меня вернуться. Иногда мне кажется, что сдался бы, но она, к счастью, слишком деликатна, чтобы давить на чувства, и я каждый раз могу делать вид, что не понимаю ее осторожных намеков. Она в свою очередь делает вид, что верит в избирательность моего слуха.
И в этом вся леди. Простила же она мелкого засранца, который в штыки принял, приведенную отцом в дом женщину. Тот факт, что это его законная жена и прав у нее, как у старшей, гораздо больше, меня только больше подзадоривал. Зачем было забирать меня, чтобы потом снисходить до меня раз в сутки? К матери я бегал чуть ли не тайком, потому что отец, злопамятная сволочь, никак не мог простить, что его очередная пассия — девушка из младшего рода, с которой он провел от силы пару месяцев — посмела скрыть от него мое рождение. Узнал обо мне он, случайно столкнувшись на улице, мне тогда лет двенадцать было, не больше. Скандал был знатный. Как мать не сопротивлялась, шансов у нее не было — дети принадлежат старшему роду. Все ее попытки отбить меня были не больше чем агонией матери, не желавшей расставаться с ребенком.
И вот когда наши отношения с отцом — в общем-то, весьма прохладные — стали понемногу выправляться (пусть матери моей спасибо скажет, это она часами уговаривала меня, что отец — не чужой мне эльф, и я хотя бы ради нее должен постараться наладить с ним отношения), он тут же все перечеркнул. Тогда я счел это чуть ли не предательством, пусть идея того, что родители вновь сойдутся, никогда мне не казалась привлекательной — не к чему матери мучиться с этим тираном.