Подарок к рождеству

Но она не слышала его слов, продолжая спать как убитая. Ник осторожно поднял ее на руки и, прикрыв одеялом, понес наверх в спальню. И пока он поднимался по лестнице и тревожно думал о том, что лежавшая у него на руках женщина была, возможно, еще не со­всем здорова, его инстинкт здорового, силь­ного мужчины не переставал напоминать о себе: «Эта женщина только что пылала под тобой на ковре жарче, чем огонь в камине. Она перевер­нула все в тебе. И сегодня ночью ты не должен оставлять ее одну в постели. Кровать выдержит твой натиск с таким же успехом, с каким вы­держал ковер».

Ник проснулся с довольной, широкой улыб­кой на лице. Он улыбнулся после того, как на­ткнулся рукой на теплое, мягкое тело женщи­ны, пригревшейся на боку за его спиной.

Абигейл! Даже одно ее имя звучало в его сер­дце как песня. Эхо этой песни отдавалось в моз­гу, вносило сладостную сумятицу в мысли, бу­доражило самые чувствительные части тела.

— Абигейл, — вполголоса пробормотал он и тихонько дотронулся до ее плеча.

Но он не успел дождаться реакции Абигейл, потому что в следующую секунду все его вни­мание переключилось на какой-то странный, неожиданный звук. Вернее, это был шум, ко­торого он уже давненько не слышал. Прислу­шавшись, Ник понял, что за окном шумел дождь. А когда мельком глянул в щелку между задернутыми шторами, увидел, что дождевые струи летели к земле вместе с лохматыми хло­пьями снега.

 Крупные, тяжелые капли размеренно бара­банили по крыше, и их громкий стук, бесце­ремонно нарушивший безмолвие последних дней после снежной бури, удручающе действо­вал на нервы.

 Собрав свою одежду, он сунул босые ноги в шлепанцы и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Абигейл, осторожно вышел из спаль­ни, спустился по лестнице на первый этаж, и надел рубашку и брюки.

 Когда хозяин коттеджа распахнул наружную дверь, перед его глазами предстала картина, которую он никак не ожидал увидеть в это утро. Ослепительно белые сугробы исчезли, и на их месте образовались грязные, пенящиеся лужи, в которых кое-где торчали зеленовато-серые куски льда, еще не успевшего растаять. Нику стало ясно, что дождь лил гораздо дольше, чем он предположил, когда проснулся и услышал его шум за окном.

 Да, они с Абигейл оказались в полном не­ведении о том, что творилось в последние дни в природе. Но разве этому стоило удивляться? Ведь в эти дни их интересовало нечто совсем другое... Он взглянул на автоматический кален­дарь дат в своих наручных часах. Получалось, что они даже не заметили, как пролетели пос­ледние двое с половиной суток, в том числе, день Рождества. Разумеется, незамеченными оказались и первые двенадцать часов текущих суток — двадцать седьмого декабря.

 По правде говоря, время их мало волновало. Был за окном день или наступила ночь, забрезжил серый рассвет или опустились вечерние сумерки — им было все равно. Гораздо важнее для них, был их маленький чувственный мирок, который они создали для себя сами, и в котором царствовало их взаимное страстное притяжение друг к другу. Из спальни они выходили только тогда, когда надо было что-то поесть. Их еда состояла, как правило, из сэнд­вичей и кофе, но она казалась им гораздо вкус­нее, чем любой ужин с жареной индейкой и всевозможными закусками и приправами.

 Улыбка вновь засияла на его лице, когда он подумал о том, что Абигейл еще спит наверху. Надо приготовить ей чай или даже целый зав­трак, и принести все прямо в кровать. Сначала он ее осторожно, нежно поцелует, чтобы она проснулась, а потом, после завтрака, если у них совпадет настроение, они отодвинут в сто­рону поднос с чашками и тарелками, и опять займутся любовью.

 Из мечтательного состояния его неожиданно вывел громкий и резкий звук, взорвавший утреннюю тишину в коттедже. Две-три секун­ды Ник стоял, как вкопанный, ничего не со­ображая. Что это был за звук? А когда все по­нял, ринулся в кабинет.

 Когда же восстановили телефонную связь? Очевидно, в один из этих дней, когда они с Абигейл так увлеченно создавали свой малень­кий чувственный мир, ничего не видя и не осоз­навая вокруг, кроме присутствия друг друга.

 — Ник, привет!

 Он едва узнал голос брата. В последний раз, когда они общались по телефону, Крис гово­рил угрюмым, разочарованным тоном; в его голосе не чувствовался пульс жизни. А сейчас...

 — С Рождеством тебя, братец! Правда, уже с прошедшим, но какая разница, черт побери?

 — Крис?

 Он только что с такой страстью думал об Абигейл, предвкушал утренний сеанс любви с ней... И вот на тебе — объявился младший братишка!

 — Откуда ты звонишь?

 Может быть, Крис сейчас был на пути к коттеджу? Это было бы не совсем уместно...

 — Из своего дома, — услышал Ник бодрый, веселый голос брата, — где мы только что закончили отмечать Рождество. Это был самый замечательный рождественский праздник в моей жизни! Я никогда еще так не веселился. И Элоиз тоже...

 Элоиз? Упоминание злосчастного имени заставило Ника вздрогнуть и даже слегка по­качнуться, будто он получил тяжелый удар по голове.

 — Подожди-ка, подожди, малыш. Ты ска­зал — Элоиз?