Это было похоже на то, как Макбет спрашивает: «Кем?», когда ему сообщают, что его отец убит. Я всегда думал, что это неподходящий вопрос в такой момент, но когда Джульетта задала этот вопрос, где он это сделал, я так не думал. Как это ни ужасно, как ни горестно, ей хотелось увидеть то, чему я был свидетелем. Я позже узнал текст его завещания. За исключением Рамбург-хауса, часть которого пожизненно принадлежала его матери, Айвор оставил все свое имущество Джульетте.
Его выздоровление почти точно повторяло случай с Дермотом Линчем. Как и Дермот, Айвор долго лежал без сознания, но, насколько мне известно, никто не желал ему смерти, как когда-то давно Айвор желал смерти Дермоту. Луиза сидела рядом с ним часами, держа его за руку. Джульетта приезжала каждый день, и мы с Айрис почти так же часто. Я не знаю точно, какой вред он нанес себе, спустив курок; знаю только, что у него был серьезно поврежден мозг. Главный консультант в больнице описывал последствия как результат тяжелого инсульта; но, прибавил он, «могло быть намного хуже».
Шум в прессе мог разрастись до невиданных масштабов, но Айвора, как ни странно это звучит, спасло его неудачное самоубийство. Отчасти это отвлекло газеты от его связи с делом о похищении Хиби Фернал, семьи Линчей и гибели Джейн Атертон. Конечно, его поступок нельзя было отделить от всего этого, но несколько дней его попытка покончить с собой доминировала в каждой строчке. Уже потом, в статьях любознательных журналистов, начали мелькать новые версии – особенно этим отличилась «Гардиан» – о похищении (которое большинство журналистов посчитало мнимым), о дружбе Хиби Фернал с Джейн Атертон, о связи с Линчами и с Фриманом, с особым упоминанием о Джульетте, и о пенсии по нетрудоспособности, которая, возможно, вовсе не пенсия, а, вероятнее всего, выплаты шантажистам.
Перспективный независимый кандидат от Имбервелла Аарон Хантер написал резкую статью, в которой заклеймил аморальность консерваторов. Для большей убедительности он упоминал различных провинившихся, но в основном писал об Айворе, о том, что он назвал «душком извращения» в инсценировке похищения, которой посвятил несколько абзацев. Хантер ничего не сказал о своем браке с Джульеттой, но остальные газеты подловили его на этом; некоторые хвалили за мужество и честность, одна сурово отчитала за трусость, так как он не сказал, что невеста Тэшема была его первой женой. Потом стали требовать расследования. Необходимо назначить комиссию из независимых представителей, не связанных ни с правительством, ни с консервативной партией, чтобы расследовать «всю эту печальную историю». И все это происходило, пока Айвор лежал без сознания, и с этим миром его соединяло лишь несколько трубок.
Глава 31
Какой была бы судьба Шона Линча, если бы в полиции не прочли дневник Джейн Атертон? Ему грозило пожизненное заключение или, полагаю, лет пятнадцать тюрьмы. Спасли его записи Джейн, которые отдала полицейским ее мать Шила. Конечно, публике ничего не сообщили об их существовании. Поэтому и не было никаких протестов и криков в связи с несправедливым тюремным заключением. Полицейские лишь выпустили Шона, и он вернулся домой к матери и повредившемуся в уме брату. Это был не тот человек, которого они искали. Его арест стал причиной разоблачений Айвора и его неудачного самоубийства, и все же Шон ничего не сделал, если не считать насильственного выдворения Джейн из своей квартиры, куда она проникла под фальшивым предлогом.
Он вышел из тюрьмы, где отбывал предварительное заключение, счастливым человеком, купаясь в предвкушении гонорара в сто тысяч фунтов, предложенного ему одним таблоидом за его «поразительно откровенную и поражающую воображение» историю. Если бы физическое состояние Айвора положило конец выплате пенсии Линчам, они бы не слишком огорчились. Однако этого не произошло. Мой шурин продолжал платить им до конца жизни Дермота.
Еще одно занимало мои мысли: нанес ли Айвор себе эту рану, зная, что если не умрет, то окажется в таком же положении, как Дермот Линч? В конце концов, у него была совесть. Он считал себя причиной страданий и плачевного состояния этого бедняги, и единственное, что он мог сделать, – это стать таким же. Айрис сказала, что это чепуха. Это сентиментально, слезливо и совершенно не похоже на ее брата. Во всяком случае, только какой-нибудь средневековый святой мог так себя повести. Возможно, моя жена права, не знаю.