Мана только согласно кивает, его лица совсем не видно, здесь слишком темно, но Неа точно знает, что его брат всё понимает. Понимает и принимает.
Он соглашается, и Неа заставляет себя улыбнуться.
Плевать на всех них, он вполне сможет внушить себе чувство ненависти даже к тем, кто ему нравился. Если это единственный способ всё изменить, то он им воспользуется, а Мана подстрахует его в случае неудачи.
— Что, уже всё приготовил? — в голосе брата звучит недовольство, он слишком хорошо знает Неа, чтобы не понимать, что именно происходит, — у тебя же вроде какой-то уровень концентрации не сходился?
— Бумаги обнаружил Тринадцатый, да и исправил расчёты чисто машинально…
Да уж, говорить Мане о том, что Одарённость вообще уже давно видел многие компрометирующие его записи, не хотелось. Тринадцатый Ной вызывал у Неа слишком противоречивые чувства.
— Он не догадался, что это. — мысли вслух, — Может, просто подумал, что я интересуюсь созданием Акума..
— То есть ты и на это способен?
— Я заменю Графа, Мана, это точно.
— И давно ты строишь эти планы? — кажется, Мана разочарован тем, что не разглядел в своём младшем братике таких изменений.
«Ничего, Мана, ты защищал меня всю жизнь от голода, холода, женщины, которая называлась нашей матерью, от ночных неприятных кошмаров, от чрезмерного озлобления. Позволь мне защитить тебя хотя бы раз?»
— Давно. Так ты.. ты найдёшь мальчика?
Часы нервно тикали в соседней комнате; муха нервно жужжала, пытаясь пробиться сквозь стекло, а из-за другой стороны доносились крики семейной пары и плач ребёнка.
— Я найду Аллена в любом случае.
Ну и не важно. Если всё получится, ему будет плевать на то, что какой-то маленький мальчишка будет крутиться рядом. Может быть, Мана будет счастлив хоть немного с этим ребёнком… Хотя бы немного счастливее, чем он был с самим Неа.
Режущий глаза свет тусклого светильника замерцал, расплылся и потух во всеобъемлющей темноте.
Кап.
Тихо и темно. Холодно, очень холодно и немного тепло. Совсем чуть-чуть и совсем не здесь. Куда это он пропал? Он ведь обещал, что немного подождёт.
Кап.
Не хочется открывать глаза. Всё равно он уже давно ничего не видит.
Кап.
Это очень хорошо, что он ничего не видит. Потому что безопасно только здесь, далеко в темноте.
Кап.
Он ненавидит свет.
Кап.
Свет означает боль
Кап.
Вот только отчего-то больно прямо сейчас. Кажется, что-то не так? Что-то случилось, да? Что это у него в руке?
Кап, кап.
Почему так жжётся, а ещё в горле. Больно. Но здесь же темно?
Кап, кап…
Где здесь? Или он уже там? Но как же так, ведь он не должен..
Кап, кап, кап..
Пол плавится прямо под ногами, дышать больше нечем, а рана в груди начинает противно ныть, разъедая кожу.
Кап, кап, кап, кап..
Когда же это кончится? Почему так болит рука, словно её пронзают раскаленной спицей в такт этому капанью? Голову стискивает раскалённым обручем так, что перед закрытыми глазами в абсолютной темноте вспыхивают багровые искры.
Не надо.
Кап, кап, кап.
Руку выворачивает и выдирает, по лицу струится пот, дышать больше нельзя. И что-то медленно грызущее, скучающе начинает пробираться в его сердце.
Больно, очень больно… Зачем?
На плечи опускается тепло… Нет, уже не тепло… Тоже холодно… И только хрипящий, словно предсмертный шёпот в самое ухо:
— Иди!
Аллен кричал. Кричал во всю глотку так, как, наверное, не кричал никогда в своей жизни. Обхватив себя руками беспорядочно ощупывал собственное, только что горевшее в пламени тело. Рассматривал руки, ноги, беспорядочно водил по лицу, всё ещё ощущая, как стремительно оплавлялась кожа, вздуваясь пузырями, как опаляло ресницы и собственное лицо и беспощадно жгло глаза. Как собственные ноги надламливались словно расщепленные деревяшки..
Это было слишком страшно и слишком реально, чтобы поверить, что на самом деле он лежит в своей собственное кровати, прохладный ветерок из приоткрывшегося окна свободно гуляет по комнате, и всё в порядке.
С трудом заставляя свои ноги держать дрожащее тело, Аллен добрался до зеркала и какое-то время просто стоял перед ним и смотрел. Стоял и смотрел.
Возможно, прошло не более десяти минут, а возможно вечность. Он просто смотрел и проводил пальцами то по своему отражению, то по собственной коже. Смотрел ровно до тех пор, пока кто-то не пришёл. А потом его оттащили от зеркала и уложили спать, карауля до тех пор, пока Аллен не погрузился на этот раз в совершенно спокойный сон.
На следующее утро кошмар отошёл на задний план, юноше уже было совсем не страшно, а только стыдно за собственную реакцию. К тому же он так и не понял, кто его ночью успокаивал и укладывал обратно спать. Хотя ему казалось, что это всё же был Шерил. Тикки, вроде бы, не дома, Роад тоже куда-то упорхнула ещё день назад, а на Узы тот человек точно не походил.