—Всё было гораздо проще. Ты знаешь, что мы пытались расширить Семью, и это действительно необходимо, да вот проблема была в том, что просто так этого сделать уже не получалось. Дело в том, что Семья, это как замкнутая, законченная, совершенно заполненная система. Я — как начало этой Семьи, Старшее Дитя — постоянно меняющееся выступающее общей поддержкой звено, и Одарённость — замыкающий всю эту линию, поддерживающий и развивающий дары и прочее. Всё просто. Впихнуть кого-то в эту же систему невозможно, потому что все мы совсем не даром имеем свои номера. И поэтому нашему Одарённости в голову пришла гениальная идея — создать второй, так сказать, младший круг. Чтобы Четырнадцатый Ной был для второго поколения подобно первому, выполнял почти такие же функции. И чтобы двадцать шестой в итоге был очередным замыкающим.
— Но тогда получается, что вам не хватает ещё три… двенадцать Ноев?
— Да. Подходящих людей не так уж легко отыскать. И, более того, прежде чем поднимать всё поколение, необходимо было отыскать не только первого, но и замыкающего. Пробудиться замыкающий должен был самым последним, но найти его нужно было сразу, и, как ты наверняка понял, мы этого сделать не смогли. Особого отличия в поколениях быть не должно было, однако выходило, что Старшее Дитя, первый и замыкающий для второго поколения были бы первое время несколько слабее настоящих, да и Четырнадцатый Ной должен был быть чем-то вроде моей опоры. В общем, никто из них не должен был претендовать на чьё-то место из Ноев первого поколения. А вот оказалось, что Неа, становившийся первым для нового поколения и слишком рано начавший обретать силу, да ещё и не признавший Семью, способен на предательство.
— А я, выходит, уже нет, — медленно произнёс Аллен, пытаясь переварить услышанное.
— Ты уже нет. Разве в другом случае я бы рассказал тебе об этом?
====== Глава 27. Предвкушение. ======
Небольшая тусклая гостиная, скудно обставленная мебелью, невзрачные стены, потускневший и ставший мутным лак, на полу старые истёртые кресла, расставленные вокруг аккуратного резного стола и фортепиано с оцарапанной крышкой и кипой исписанных никому кроме них двоих непонятными символами бумаг.
Мана сидел возле окна у инструмента уже слишком взрослый, но всё такой же невыносимо всепрощающий как и прежде, из-за чего ему самому, мечущемуся по комнате, кажется, что ничего не получится. Мана не одобрит этого плана, и всё обязательно сорвётся.
Нет, он должен найти подходящий слова, обязательно должен.
— Так чего ты хочешь, Неа?
Пугающий своей простотой вопрос, несмотря на то, что ответ так же прост. Но вот сколько сложностей стоит за подготовкой к этому простому.
— Брат, я.. Слушай, Мана, всё не так уж страшно, даже если я вдруг провалюсь, что, конечно же, невозможно…
— Ты начал думать о собственном провале? — Мана слегка усмехнулся и, наклонившись, обхватил голову руками, как при головной боли, — это плохо.
«Ну да. Раньше ты не особо замечал за мной, что бы твой гордый самоуверенный младший братик вдруг начинал сомневаться в тысячу раз обдуманных до самых мелочей планах. Вот только в назревающей ситуации ничего предсказать наперёд не получится, это я уже осознал».
— Или ты просто взрослеешь. Глядишь, ещё немного, и я смогу больше за тобой не присматривать.
— Боюсь, что я в любом возрасте буду творить всякую ерунду, — натянуто рассмеялся Неа.
— Кажется, ты навеки застрял в этом возрасте.
— Кажется, ты сегодня непривычно пессимистично настроен! — попытался передразнить брата Неа.
И Мана рассмеялся. Так хорошо было осознавать, что они с братом всё ещё одна семья, так странно… но определённо хорошо.
— Ничего сложного, я просто попрошу тебя немного меня подстраховать, — наконец-то перешёл к делу Неа, довольно осёдлывая стул и опираясь о спинку локтями, — просто ты должен будешь встретить Аллена.
Выражение всякого веселья тут же исчезло с лица Маны и тот недоумевающее, почти испугано посмотрел на Неа. Ну, да, он ведь ничего не знает.
— Неа, ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? Ты говоришь об Аллене… О каком Аллене?
— О моём брате.
Неа нравилось, чрезвычайно нравилось дразнить брата, а при виде выражения лица, возникшего у Маны после этой фразы, он громко по-мальчишечьи рассмеялся. Он был так неисправимо молод по сравнению с братом. Но он был полон амбиций, которые не могли не сбыться.
— Не смотри ты на меня так, я не сошёл с ума, как наша дражайшая матушка.
— Ну да, если ты вдруг назвал её своей матерью, то это уже означает, что что-то совсем не так, — заметил Мана, — что с тобой случилось?
И правильно заметил. Но Неа уже не был тем маленьким, забитым, обиженным до глубин души ребёнком. Нет, он так и не перестал в чём-то ненавидеть мать и своего умершего брата, но перестал быть настолько же мелочен и бессмысленно злобен, как прежде. Если из этого можно извлечь свою выгоду, то почему бы и нет?
Он благодарен матери за то, что их было двое. Его брат всё-таки пригодится.
—И всё-таки Аллен, твой брат, мёртв. Или ты думаешь, что это не правда?