Подарок (СИ)

Нои любят по-своему, и любовь эта немного необычная, удивительная. Нерушимая. Укрепляющая многократно связи между всеми членами Семьи и способствующая их общему развитию. Возникновение любви между членами Семьи – показатель их гармоничного и сбалансированного развития. Это удивительное чувство, в которое желает окунуться любой член этого странного, вечного семейства…. Кроме Правосудия. Он уж точно никогда не желал чего-то подобного. Нет, он, как верный хранитель порядка в Семье, понимал, что это неплохо, чтобы среди Ноев появлялись парочки. Поэтому с таким восторгом воспринимались все подобные связи, а уж когда Четырнадцатый с Третьим продолжили свои отношения после перерождения Третьего, начали присматриваться к ним ещё пристальнее. Удовольствие Ноя перерождался уже четыре раза, но, кажется, ни ему, ни Здравомыслию это ничуть не мешало. Казалось, напротив, с каждой новой жизнью Удовольствия их отношения становятся всё более крепкими, и, как это ни странно, эти двое не разошлись даже после перерождения Аллена, которое могло сопровождаться большими осложнениями. Но нет. Более того, их пару нельзя было назвать единственными любовниками внутри Семьи. Иногда в голову Правосудия заглядывала мысль, что это стало просто популярно – влюбляться, но… Но… НО!!!! Что ЭТО такое????? Второй Ной с трудом разжал вновь сжавшиеся зубы и кулаки, пересиливая себя и стараясь доказать, что вспышками гнева тут ничего не сделаешь. Мудрость уже семьдесят восьмой день приходил к нему в комнату, садился куда-нибудь в уголочек и наблюдал, по крайней мере, пару часов в день. Последние пару недель по причине заморозков он приходил в пушистом, широком шарфе, настолько длинном, что Мудрость умудрялся ещё и обмотать им голову на привычный ему манер. А так как пушистость шарфа действительно была внушающей уважение, то и лица Мудрости почти не было видно. Странно, что Ной сам что-то видел через весь этот пух, едва заметно сверкая жёлтыми глазами из-за светлых пушинок. — Хватит сжигать меня взглядом. — Не умею, — отозвался Мудрость, даже не пытаясь сделать вид, будто он занят чем-то кроме разглядывания Правосудия. Нет, он даже приносил с собой книги, работал над своими слепками воспоминаний и ещё некоторыми вещицами, но пялился-то он всё равно на Правосудие. — Что тебе вообще надо? — наконец не выдержал Второй Ной, и Мудрость, потупив взгляд, едва слышно пробурчал: — Тебя надо. Правосудие проклял свой дар, потому что точно знал, что это правда. Мудрость пугал его всё сильнее. Он вёл себя в высшей степени неестественно. Ничего удивительного в том, что при следующем столкновении с Тысячелетним Графом Правосудие даже попытался занять его чем-нибудь, перехватывая Главу Семьи и ненавязчиво так интересуясь. — А для Мудрости сейчас вообще никаких дел нет? — А ему нужны? — Граф замер, недоуменно моргая, — я его давно уже не вижу. — Он у меня под ногами со скуки мешается. — А! Вот оно что… Так вот почему он ещё и садиться с тобой на ужинах стал. Ной удивлённо приподнял бровь. Получается, в некие светлые времена Мудрость рядом с ним не сидел? А Правосудие об этом уже даже не помнит? Давно этого не было. Граф сделал вид, что задумался, пожал печами и уже было попытался пойти дальше, но Правосудие ловко перехватил его за локоток и проникновенно пропел в самое ухо: — Господин наш Граф, а вас искал Одарённость, у него к вам были неподтверждённые претензии. Я вполне могу их подтвердить и привести его к вам. Ну да, Тысячелетний Граф не особо ладил с Тринадцатым. Вернее, Тринадцатый, как и Четырнадцатый, умел виртуозно проходиться по слабостям Графа. Второй Ной тоже это умел, вообще-то, но подобное было против его имиджа. Правосудие Ноя не должен был при других оскорблять или перечить Графу. — Изверги. Если он вокруг тебя вьётся, так и перекинь на него часть работы своей! Почему-то из этого предложения Второй Ной услышал только «вьётся вокруг тебя». И впал в ступор. Граф, разумеется, успел воспользоваться этим и сбежать. — Правосудие!!! — в два голоса пропели высунувшиеся из ниоткуда Узы, которых тут только и не хватало для полноты идиотизма. — Да? – он раздражённо тряхнул головой. — Значит, Мудрость следит за тобой? И ходит всё время рядом? По-моему, это называется сексуальное преследование! — Наш Мудрость маньяк-извращенец! — охнул второй, прикрывая рот рукой в притворном ужасе. Но восторг из этих двоих так и лился, угрожая затопить всю округу. Правосудие медленно осмотрел с ног до головы обоих, прикидывая что-то ему одному известное, и в следующий миг уже ухватил их за шкирку и, не обращая внимания на протестующие вопли, потащил по коридору. Давненько он не отводил душу. Следующая встреча с Мудростью произошла вполне закономерно, в его рабочих апартаментах. Светловолосый Ной, по самые уши закутанный в шарф и каждые полчаса натужно чихавший или кашляющий, сбивал с толку, мешал, но стоило только злобно на него зыркнуть, как он тут же строил жалобные глазки и забивался подальше в угол. Будь на его месте Удовольствие, давно бы вывалился в соседнем зале. А в голове бедного Правосудия всё крутились слова Уз Ноя. Вот ведь надоедливые создания! Мудрость шмыгнул носом, тут же закрывая пушистым шарфом свою мордашку, оставляя наружу лишь виновато сверкающие жёлтые глаза. — Где ты умудрился простудиться? — Правосудие в самом деле не знал, что делать и о чём говорить с этим странным субъектом. А субъект был растерян. — Мы ходили за пробудившейся Страстью в Скретские пустоши. — На поверхности? — удивлённо протянул Правосудия, вспоминая, что именно там никак не могло быть городов или общественных центров. — Ага. Поселение, поселение экстремалов, — на сей раз Мудрость даже улыбнулся. — И ты простудился. Мудрость только закусил губу, носом зарываясь в шерсть шарфа. А Правосудие снова замер, не зная, что теперь делать со всем вот этим вот… вот… Он снова взглянул в невинные глаза Мудрости, подумал, что тот сейчас напоминает игрушечного пушистика, а не грозного, тёмного Ноя, о коих ходят страшные легенды среди людей, и понял, что не представляет, что делать с этим безобразием. Граф резонно предложил отдать Мудрости часть своей работы, но и собственной работы, которую он мог бы отдать кому-либо, у него не было. Зато было много работы, которая была необязательна, так что он в принципе понимал маявшегося бездельем парня. Он не понимал только этих идиотских слов… — Почему, говоришь, ты тут сидишь? Мудрость негромко что-то курлыкнул грудным голосом и отрицательно закрутил головой, только сильнее разжигая любопытство Правосудия. Раньше же отвечал, чего такого сейчас стряслось? Вместо того чтобы начать раздражаться на это молчание и нежелание отвечать, Правосудие почувствовал зарождающееся внутри…. Умиление??? Ужас, охвативший его после этого понимания, едва не заставил его тут же выскочить из комнаты, но он был слишком ошарашен и врезался в косяк. — Улэк!! — тут же подскочил к нему Пятый Ной с такой тревогой на лице, будто бы Правосудие сейчас сдохнет от одной этой шишки. — Ой, то есть Правосудие, всё нормально? — Пока ты держишься подальше, да!! — выдохнул Правосудие, однако, не чувствуя гнева. Что было особенно странным, учитывая тот факт, что Мудрость только что назвал его человеческим именем. — Извини, я оговорился, — тот и сам признавал свою ошибку. — Ничего страшного, — быстрее, чем успел понять, что именно он делает, ответил Правосудие. Мудрость, уже успевший ухватить его за руку, изумлённо распахнул глаза, начал озираться по сторонам почти в священном трепете. Правосудие мысленно дал себе пинка, поднимаясь и пытаясь вернуть равновесие не только своему телу, но и своему внутреннему состоянию. — Но лучше так больше не делай. Снова он не приказывает, не вклинивает в слова дополнительных интонаций, он просит. Просит, даже не особенно желая, чтобы его просьбу выполнили. Это оказалось так странно, когда Мудрость назвал его этим именем. И, предчувствуя, что он ещё не раз об этом пожалеет, он выдохнул: — Плевать, называй, как хочешь. — Я могу звать тебя по… По человеческому имени? — Да, если от этого твои взгляды перестанут быть настолько пристальными. Либо это была игра воображения, либо щёки Мудрости и впрямь заалели. — Ты же этого не любишь. То есть… я не хочу быть навязчивым и просить о чём-либо… — Проси о чём хочешь, — махнув руками на это безумие, произнёс Правосудие. — Можно тебя поцеловать? Пары среди Ноев – любовные пары – были немного странными, невероятно верными. Ими можно было умиляться, их можно было ценить за то, что эти самые пары дополнительными цепями оплетали Семью, делая её ещё более сплоченной, верной друг другу и сильной. В таких союзах была куча плюсов. До тех пор, пока это не касалось Правосудие Ноя. — Чего? — О! Я сказал это вслух, — попятился к двери Мудрость, замахав руками, но врезался затылком в злополучный косяк. — А можно? Можно ли? Правосудие не знал. Но знал, что Мудрости этого хочется. Треклятый дар. Никчёмный дар. Он нравился Пятому Ною, нравился в самом неожиданном смысле, и Мудрость теперь подвисал в его комнатах уже девяносто восемь дней. Это нормально с его стороны считать каждый день, который этот навязчивый гость провёл рядом? — Не знаю, — Правосудие пожал плечами, пытаясь найти хоть что-то умное в своей всегда безотказно помогающей голове, которая на сей раз была пуста. В самом деле, его ещё никто не просил поцеловать!! И не выглядел при этом так, словно помрёт, если ему откажут. Ведь не может быть так, чтобы Мудрость влюбился в него? Ведь тогда и он может оказаться… Влюблён? Какой кошмар. Мудрость, кажется, всё ещё ждал от него ответа. Какой смелый малый! — А как тебя зовут? — Зовут? — Да, твоё другое имя. Мудрость ошеломленно захлопал глазами, пытаясь сообразить, что именно у него спрашивают. — Не помню. То есть, не знаю, я в этой жизни совсем не водился с людьми! Надо же, своё имя забыл, а имя Правосудия отлично помнит. Откуда это всё? — Но знаешь, кажется, я вообще плохо помню свои имена, почти все… О! Будет неплохо, если я снова возьму себе имя Вайзли? — Памятное поколение? — хмыкнул Правосудие и, пробуя, протянул, — Вайзли. Он не называет Ноев этими глупыми, подставными именами. Они им не нужны. Не нужны. Но кажется, Мудрость, или всё же Вайзли, был в восторге от того, что его так назвали. — Ладно. Можно. — Что можно? — не понял Мудрость, видно уже забыв о собственной трепетной просьбе. Наверное, именно это и придало Правосудию сил в один шаг преодолеть расстояние между ними. — Поцеловать. И, собственно, он сам поцеловал ошарашенного Мудрость. И это оказалось на редкость приятно… и пушисто, поскольку свой шарф простуженный Ной стягивать не собирался.