Стояли две высокие горы, а на их вершинах стояло по замку. Внизу, в долине, рыскала голодная собака, обнюхивая землю в поисках мышей или куропаток. Вдруг из одного замка послышался звук трубы; он возвещал, что там вот-вот сядут за стол. Собака тотчас помчалась на гору, надеясь, что и ей перепадет кусочек, но не успела она и полпути пробежать, как там перестали трубить, зато затрубили в другом замке. Тут собака подумала, что в первый замок ей не поспеть, там, видно, уже отобедали, а вот во втором еще только за стол садятся. Она сбежала с этой горы и помчалась на другую. Тут снова затрубили в первом замке, во втором же труба смолкла. Собака снова сбежала вниз и снова помчалась на другую вершину; так она и бегала взад и вперед до тех пор, пока не смолкли обе трубы, потому что и здесь и там уже отобедали.
А ну-ка, догадайся, что хотели сказать этой басней древние мудрецы и кто тот глупец, который бегает, пока не свалится с ног, но так ничего и не находит ни здесь, ни там?
Свен Грундтвиг
Санный поезд
Жил-был в старину один датский король. А как звали короля — никто теперь уже и не помнит. Сказывают только — была у того короля одна-единственная дочка.
Всем взяла молодая принцесса — и умом, и красотой, и добрым нравом. Только вот беда: печальней ее на всем свете не было. Не засмеется, бывало, принцесса, не улыбнется даже — что хочешь делай!
День-деньской плачет да горюет, хмурится да куксится. Так и прозвали ее — принцесса Кукса.
Сам-то король был человек веселый. Однако, глядя на дочь, и он сам не свой стал: брюзжит, ворчит, все-то не по нем. И то сказать: детей у него — одна дочка. Значит, ей и королевой после него быть. А как ей государство доверить, когда она только и умеет, что плакать да вздыхать. Не ровен час — и вовсе от печали умрет!
Испугался король и объявил: «Всякий, кто рассмешит принцессу, получит ее в жены и полкоролевства в придачу».
Отыскалось тут немало охотников счастья попытать. Как только не потешали они королевскую дочь, как не веселили! И притчи сказывали, и загадки загадывали, и пели, и плясали. А все зря! Принцесса и не улыбнется. Так и отъезжали все женихи со двора не солоно хлебавши.
До того нагляделся король на эти потехи, до того наслушался разных шуток-прибауток, что ни видеть, ни слышать их больше не мог.
А пуще всех надоела ему родная дочка. Как ни веселили ее, как ни потешали, она все плакала да куксилась.
И вот, чтоб поменьше докучали ему бесталанные женихи, издал король новый указ:
«Всякий, кто рассмешит принцессу, получит ее в жены и полкоролевства в придачу. А не рассмешит — горе ему! Окунут его в смолу, вываляют в перьях и прогонят с позором со двора».
Женихов сразу поубавилось. А принцесса как была, так и осталась Кукса.
Жил в той самой стране один человек, и было у него три сына: Педер, Палле и Еспер, по прозвищу Настырный.
Жили они в глуши, так что немалый срок прошел, покуда они про королевский указ прослышали. Смекнули тут братья разом: «Счастье само нам в руки идет. Всего-то и дела — принцессу рассмешить!»
«Уж я-то в забавах толк знаю», — подумал Педер и тут же собрался счастья попытать. Дала ему мать на дорогу котомку со всякой снедью, а отец — кошелек с далерами.
Идет Педер путем-дорогою, а как дошел до курганов Ос, что меж Северным морем и Лимфьордом, глядь — идет навстречу ему старушка, бедная, в лохмотьях, саночки за собой волочит.
— Здравствуй, добрый человек! — говорит старушка. — Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
— Ишь чего захотела, старая карга! — обозлился Педер. — Хлеба и денег у меня самого в обрез, а путь еще не близкий!
— Не будет тебе пути! — молвила старушка.
Махнул Педер рукой на старушкины речи.
«Пусть ее, старая ведьма, болтает!» — подумал он.
Шел Педер, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконец на королевский двор и говорит:
— Зовут меня Педер, и хочу я принцессу рассмешить.
Ввели его в королевские покои, стал он королю и его дочке свое искусство показывать. А умел Педер самые потешные на свете песни петь. Крепко он на них надеялся, когда в замок шел. Пел он теперь эти песни, пел одну за другой. А толку — ни на грош! Хоть бы улыбнулась принцесса. Окунули тут Педера в смолу, вываляли в перьях и прогнали с позором с королевского двора.
Добрую четверть постного масла извела мать, покуда смолу с Педера смыла.
«Педеру не повезло, авось Палле счастье улыбнется», — решили старики.
Собрали они Палле в дорогу. Дала ему мать котомку со снедью, а отец — кошелек с далерами. Отправился и он в путь-дорогу, и ему у курганов Ос старушка с саночками повстречалась.
— Здравствуй, добрый человек! — говорит старушка. — Не подашь ли хлебца да скиллинг на бедность?
Но и Палле отговорился и ничего ей не дал.
— Не будет тебе пути! — молвила старушка. Махнул Палле рукой на старушкины речи. «Пусть ее, старая ведьма, болтает», — подумал он.
Шел Палле, шел, близко ли, далеко ли, пришел наконец на королевский двор и говорит:
— Зовут меня Палле, и хочу я принцессу рассмешить.