Подчасок с поста «Старик»

— Руки назад! — крикнул Клиндаухов.

— Не надо связывать, я так пойду…

— Ну, смотри мне! — и маузером погрозил.

…Отряд с пленными возвратился в Одессу под утро. Клиндаухов и отдыхать не лег, сразу же начал выстукивать на «ремингтоне» докладную:

«Начальнику 41-й дивизии, красному командиру товарищу Зонбергу.

Отряд красных конников, которым я командовал, при подавлении восстания наймитов мировой буржуазии, первым ворвался в расположение вражеских войск, стремительным налетом сокрушил и рассеял противника, чем обеспечил полную победу над презренными пособниками Антанты. Мною лично захвачен пулемет «максим» и пулеметчик — изменник рабочего класса и Советской власти бывший красноармеец Недоля и с ним две тысячи патронов. Мною также найдены на убитом полковнике князе Горицком, который был руководителем этого восстания, важные документы. Поэтому прошу наградить меня орденом Красного Знамени, а остальных отважных красных конников благодарностями и другими ценными подарками».

И подписался: «Адъютант отдельного батальона пограничной охраны, командир отряда отважных красных конников П. Клиндаухов».

— Да еще, сволота, улыбался, когда я к нему подскочил. Здравствуйте, говорит, товарищ адъютант, — сказал Павел Парамонович, подавая докладную командиру батальона. — Его бы, — и Клиндаухов махнул ручкой с воображаемой шашкой, — да товарищ особист сказал, что не надо трогать…

— Что, что сказал Неуспокоев?

— Не трогай, говорит, его, это… А что это — не успел договорить, сразила вражеская пуля.

— Значит, не трогай его?

— Да, не трогай…

— А он стоял и улыбался?

— Скалил зубы, гаденыш!

— И сказал, здравствуйте, товарищ адъютант?

— Точно!.. Товарищ, оказывается, я ему, предателю и изменнику…

— Да-а… Знаешь что, Павел Парамонович, я эту докладную оставлю пока у себя. Ну, во-первых, неудобно самому для себя орден просить — мы тебя представим. Но только… Пусть трибунал с Недолей разберется.

Что мог ответить Клиндаухов?

— Хорошо, пусть разберется.

Глава XX ТРИБУНАЛ

Революционный трибунал заседал с утра. Перед ним проходили заговорщики и спекулянты, предатели и расхитители общественного достояния республики, паникеры и дезертиры — все, кто мешал трудовому народу приступить к строительству социализма.

Тимофей Недоля сидел в коридоре, рядом с ним — молчаливый красноармеец с винтовкой. Тимофей ждал своей очереди и боялся. Не смерти, нет, а того, что не успел он сделать всего, что мог бы для победы мировой революции и социализма.

Социализм Недоля представлял себе туманно. Для него это было какое-то солнечное царство вечной весны, свободы, равенства, братства и всеобщего счастья, что-то вроде жюльверновского Франсевилля из прочитанного в детстве романа «Пятьсот миллионов бегумы». Но это не мешало ему свято верить в справедливость борьбы со всеми угнетателями, и этой борьбе он отдавал всего себя. В детстве он разносил листовки, стоял на страже, когда проходили собрания. После революции вступил в Коммунистический союз молодежи, а когда потребовалось — взялся за оружие. И уже подумывал о том, чтобы стать коммунистом-большевиком.

Понимал — путь к социализму длинен и труден. Все разорено, разворочено, выжжено. Разобьют этих врагов, появятся другие. И явные и тайные. Сколько еще прольется крови и слез! И он не страшился всего этого, готов перенести еще больше, чем перенес, но только чтобы всем вместе, равными и свободными, рука об руку, работать и голодать, страдать и строить будущее.

Он понимал, многим предстоит погибнут. Может, и он не дойдет до конца, но не так же вот должен умереть — от своей пули, оставив о себе память как об изменнике.

Скрипнула, чуть приоткрывшись, дверь — от сквозняка или просто так. Из зала донесся глухой хрипловатый, словно простуженный голос: