Подчинение

Все эти эмоции смешиваются в единый коктейль. Он не имеет названия, в книгах по смешиванию коктейлей нет рецепта. У каждого он свой. У меня: Профессор + я + запретность + БДСМ.

Только сейчас ничего из этого я совсем не чувствую…

Равнодушно доезжаю на автобусе до нужной остановки, прохожу минут десять пешком под сильным ветром, готовым вот-вот смешаться с каплями дождя. Без какого-либо предвкушения вхожу в элитный дом и поднимаюсь на пятнадцатый этаж. Подхожу к единственной двери на этаже.

— Здравствуйте…

— Проходи, — Профессор отходит в сторону, чтобы я могла пройти в его владения. Слишком просторные владения — в прихожей хватает места нам обоим.

В любой другой ситуации я бы оценила работу дизайнеров, красивый вид из панорамных окон, выходящих на город. Но не сейчас. Не замечаю ничего вокруг. Ни выдержанный дизайн гостиной, ни большое пространство. Для меня это пустое. Лишнее. Неважное. Как мужчина передо мной.

Неважный.

Особенно после подставы на благотворительном балу.

Грудь неприятно сдавливает, когда вспоминаю черные глаза, видные с прорезях маски. Холодные и равнодушные.

— Раздевайся, — отдает приказ строгим тоном, усевшись в кресло напротив окна. Только сейчас замечаю, что он в сером костюме и белоснежной рубашке, раскрытой на две верхние пуговицы. Красивый, как всегда. Факт.

Солнце пока не заходит за горизонт и не собирается. Несколько лучиков заглядывают в квартиру преподавателя, придают его темной шевелюре легкий золотистый оттенок. Красиво, наверное. И взгляд его красивый. Выжидающий. Темный. Предвкушающий нашу игру.

Ты забываешься…

Слова, сказанные тем же низким голосом на балу не выходят из головы, стучат набатом, напоминая, зачем я согласилась на эти игры. Напоминание, что я всего лишь вещь, которой пользуются на протяжении трех месяцев, а потом забудут.

Я — вещь…

Молча снимаю с себя рубашку в клетку, джинсы, нижнее белье, стягиваю слегка влажные после душа волосы в пучок. Стою перед ним обнаженная. Не стесняюсь показать себя, как в первые разы. Плевать.

— Встань у той колонны спиной ко мне. Руки наверх.

Молча выполняю приказ. Сквозь апатию замечаю тепло в ногах. Полы с отоплением? Предусмотрительно, учитывая, что порой я наступала на лужи, пока шла от остановки до элитного комплекса, и намочила ноги. Хотя…

Тогда была плевать, и сейчас плевать…

— Не отрывай руки.

Почему я сразу не услышала, как он подошел? Как внезапно меня охватывает в плен знакомый мускусный аромат с нотками порока? Не знаю. Зря он сказал, чтобы я не отрывала руки — через пару секунд их привязывают к колонне веревкой. Несильно, но опустить руки не смогу, если не приложить силу. А у меня ее нет.

— Сегодня ты будешь наказана. Знаешь, за что?

Тишина длится слишком долго, ждет ответ.

— Не знаю, — отвечаю равнодушно.

— За то, что позволила в пятницу целовать себя дольше положенного.

Удар по правой ягодице. Он ощущается слишком остро. Сильнее, чем раньше. Не могу точно сказать, чем меня истязают на этот раз, но легкость после первого удара не приходит, как обычно.

— За то, что перечила сегодня.

Еще удар. Снова по правой ягодице. Слезы едва выступают на глазах, но я терплю. Терплю, и следующий удар. Уже без словесного сопровождения. Чувствую, как с каждым прикосновением девайса к телу в глубине души нарастает протест. Неприязнь. Желание все прекратить немедленно.

Вновь становится страшно, как в первый раз. Боюсь этих новых эмоций, боюсь последствий. Потому что не только я меняюсь в поведении, но и Профессор.

— Что можешь сказать в свое оправдание?

Серьезно? Интересно, что он хочет услышать? Какие оправдания? В голове совсем пусто, слова вряд ли слетят с уст с такой же легкостью, как он подпустил меня к другому. Только один вопрос возникает в голове. Слишком внезапно и не своевременно.

— Кто я для вас, Профессор? — спрашиваю почти шепотом.

Наступает тишина. Снова. Давящая. Ужасающая. Которая заставляет напрячься всем телом и ждать… неизвестности, наверное. Других вариантов в голове нет.

Прислушиваюсь к неторопливым шагам. Мужчина обходит меня, встает сбоку, резко поворачивает мое лицо к себе, удерживая за подбородок, и, приблизившись, говорит:

— На балу я напомнил, кем мы приходимся друг другу. Или ты забыла?

— Плохо напомнили. Не нужно было подставлять меня, — цежу сквозь зубы.

— Что сделано, то сделано. Как я понимаю, некоторым участникам инцидента это пошло на пользу.

Конечно, пошло. Особенно мне, учитывая дальнейшие обстоятельства. Ранящие. Сжимающие грудь в тиски. Воспоминания мелькают в голове быстрыми картинками, как в старом черно-белом кино. Его слова о доверии и адреналине, поцелуй Стифлера, ссора на сцене и угрозы Элен Роланд.

Его равнодушные глаза и бездействие…

— За что… вы… так?

— Ты должна запомнить свое место. Я плачу деньги, ты подчиняешься. Мы получаем удовольствие. Все.

Снова это показное равнодушие. Самое противное и гадкое чувство, которое так бесит в людях. Если бы не оно, я бы не поцеловалась со Стифлером, Лили не пострадала бы от оскорблений этого гада, а я…