— Я ее вылечу. Мы уже прошли большую часть пути, — невозмутимо отмахнулся он.
— Ты очень хороший психолог, Макс. Но скажи мне, когда ты сам в последний раз обращался за помощью к психотерапевту? — осторожно спросила я, все еще не в силах перестать улыбаться. И он ответил такой же нежной, немного неуверенной улыбкой:
— Давно, малыш. Я сапожник без сапог, это верно. Помогаю себе сам, когда могу.
— Я хотела бы доверять тебе, — прошептала я, внезапно утрачивая все желание держать оборону.
— Иди ко мне, — шепнул он и наконец поцеловал меня.
Тем вечером между нами не случилось ничего большего, чем этот поцелуй, словно мы оба, не сговариваясь, решили немного воздержаться. Мы поехали гулять по набережной Москвы-реки и долго говорили ни о чем, просто разглядывая то, что видели вокруг, словно играли в туристов. Хотя в каком-то смысле мы и были туристами — два типичных москвича, почти никогда не выбирающихся в центр ради прогулки. И я действительно замечала много нового, и впервые за долгие годы любовалась подсвеченными башнями Кремля, темной водной гладью и облаками, которые в ту ночь так быстро неслись по небу, словно кто-то проигрывал видео на ускоренном режиме.
— Макс, — позвала я, когда мы стояли на Большом москворецком мосту и молча смотрели на небо и воду, а скорее — в самих себя.
— Да, малыш?
Он придвинулся еще ближе, обнимая меня сзади, и я глубоко вздохнула, тут же успокаиваясь:
— Нет, ничего.
— Спроси, что хотела.
Он намотал на палец мою прядь, и я закрыла глаза, кивая:
— Ты когда-нибудь привязывался к кому-то слишком сильно?
— Бывало, — мягко ответил он, отпустил мои волосы и обнял за талию обеими руками.
— И что ты тогда делал?
— Ничего особенного. Сначала страдал, потом пошел учиться на психолога.
— Потому что хотел помочь себе сам? — догадалась я, слегка поворачивая голову.
— Да, — коротко ответил он и куснул меня за ухо, — Ты очень вкусная.
— Не отвлекай меня, когда я выпытываю твои секреты. Я правильно поняла, что ты не любишь обращаться за помощью?
— Хммм… мне послышалось, или одна дерзкая саба решила покомандовать?
— Тебе не послышалось. И у меня еще есть вопросы.
— Ага.
Макс резко повернул меня за талию, обхватил ладонями лицо и посмотрел таким устрашающим взглядом, что мне стало смешно. Мы оба засмеялись, и я сдалась, прижимаясь к нему, уткнувшись носом в шею. Портить вечер серьезными разговорами больше не хотелось.
К концу той недели я почувствовала, что мы стали парой. Макс писал мне каждый день смешные смс-ки, приезжал во вторник, и мы снова гуляли, а в четверг предложил вместе пообедать, и приехал, чтобы съесть по тарелке спагетти со мной рядом с моей работой, впервые спросил, чем я занимаюсь.
— Корпоративной аналитикой, отчетами. Это ужасно скучно, Макс. По правде, я хочу уволиться, — внезапно призналась я, — но пока не знаю, куда дальше.
— Это нормально, — мягко сказал он и улыбнулся. — А чем тебе нравится заниматься больше всего на свете?
— Хороший вопрос. Не знаю… есть и спать?
— А что ты делаешь в отпуске? — уточнил он, не спеша наматывая на вилку длинные макаронины.
— Рисую… летом рисовала, и мне понравилось. Но я же не художница…
— Откуда ты знаешь?
— У меня нет образования.
— Ну и что? Ты же можешь пойти учиться прямо сейчас.
— Прямо сейчас?
Моя вилка зависла в воздухе. Хоть я и понимала, что это «прямо сейчас» гипотетическое и означает плюс-минус в этом месяце или даже году, но мне вдруг представилось, что я прямо сейчас, не доедая даже эту тарелку спагетти и не отпрашиваясь с работы, вдруг бросаю все и еду туда, где летом участвовала в трехнедельном курсе рисования, и записываюсь на годовой профессиональный курс, а потом увольняюсь и каждый день занимаюсь, занимаюсь, занимаюсь…
Макс молча следил за тем, как меняется мое лицо и улыбался, а на моих глазах даже выступили слезы, и с губ сорвалось:
— Боже, как бы я хотела, чтобы это было возможно.
— Но это возможно, — снова улыбнулся он, еще шире на этот раз, поднес вилку ко рту и с удовольствием стал жевать.
— Но… как? Мне же надо на что-то жить, как-то платить за квартиру и…