Подчинённая. Дилогия

"И я тебя", — пишу я. — "Я подумаю над тем, что ты предложил".

В такой одежде и сумерках домой идти страшно. В этом районе обычно мало прохожих, в основном люди ходят в магазины, а во дворах иногда разве что компании какие-то тусуются на площадках.

Подхожу к дому, думая о том, как бы мне так войти, чтобы мама не увидела мой наряд. В подъезде аккуратно снимаю серьги и кладу их во внутренний кармашек сумочки. Звоню Ольке.

— Алё! — слышу я её звонкий голос.

— Оль, привет. Слушай, мама не спит?

— Нет… Наташ…

Голос её обеспокоен.

— Что случилось? — тут же напрягаюсь я.

— Наташ, мама твои вещи нашла… Я тут ни при чём. Я ей ничего не говорила! Она просто уборку затеяла и нашла… А я в ванной была…

Ба-лин… Вот это попадос… А я ещё прошмыгнуть хотела… И хотела так делать вплоть до зарплаты, чтобы потом она думала, что я сама себе это всё купила…

Мда… Смысла прятаться теперь нет. Только вот как бы ей это всё объяснить?

— Она злая? — спрашиваю я.

— Очень, Наташ… Я её давно такой не видела. Всё допрашивала меня, откуда это.

— Ты ей сказала?

— Нет! Я сказала, что не знаю! Я на балконе. Она на кухне, чай пьёт. А ты где?

— В подъезде, Ольк. Сейчас поднимусь…

С тяжёлым сердцем открываю дверь квартиры. Немного копаюсь — ещё не привыкла к новым ключам.

Тихо закрываю за собой дверь, ставлю на трюмо сумочку, принимаюсь разуваться.

До меня доносится звук открываемой на кухне двери. Чуть шурша тапочками, подходит мама. Поднимаю на неё взгляд. На плечах у неё накинутый плед.

— Привет, мамуль, — стараясь не смотреть ей в глаза, тихо говорю я.

— Привет. Как прошёл "рабочий день"?

— Хорошо, — отвечаю я, сделав вид, что не услышала иронии в её голосе.

Впечатление, будто в коридоре стремительно сгущаются тучи.

— У меня к тебе разговор, — глухо говорит мама.

— Сейчас, мамуль, руки помою только.

Сбегаю в ванную. Стоя перед зеркалом, раздумываю, как бы так получше всё это объяснить, чтобы не было скандала. Мама сердится редко, но так, что расплакаться можно запросто. Она уже давно привыкла тянуть семью и после смерти папы её характер стал немного мужским. И особенно это чувствовалось тогда, когда её что-то не устраивало.

Выхожу из ванной.

Мама стоит у дверей.

— Пойдём.

— Куда? — не понимаю я.

— В вашу комнату, — в голосе сталь.

— Хорошо, — тихо отвечаю я.

Мы проходим через мамину комнату и оказываемся в нашей. Олька сидит за столом, что-то смотрит в телефон. Как только мы заходим она бросает на меня одновременно испуганный и сочувствующий взгляд. На моей кровати разложены все вещи, которые подарил мне Руслан. Сверху на них — лежат драгоценности. У кровати стоит купленная им обувь.

— Оля, — холодно произносит мама, — выйди из комнаты.

— Хорошо, — тихо отзывается Олька и, мышкой прошмыгнув мимо нас, выбегает с телефоном в руке.

Мама подходит к кровати и кивает на платья, блузки и нижнее бельё.

— Что это? — спрашивает она

— Одежда, — потупившись, говорю я.

— Это я и так знаю. Откуда?

— Подарили…

— Ты мне в глаза смотри! — раздражённо восклицает она. — Ишь, глазки опустила! Кто подарил? Или коллективом скинулись?! Новым сотрудникам украшения за бешеные деньги дарят, да?!

— Нет. Мам, послушай…

— Я вот и слушаю. Жду твоего ответа. Это откуда?

— Мам… Мне правда подарили всё это…

— Это что за работа такая? Ты что, совсем стыд потеряла?! У меня дочь, что, проституткой стала, да?!

— Мам, я не проститутка! — вспыхиваю я.

— А кто? Ты отсутствовала несколько дней — где была?!

— Я же говорила — в командировке!

— И привезла оттуда вещей на мою зарплату за год?!

— Мне их Руслан подарил…

— Кто такой Руслан?!

— Мужчина…

— Я понимаю, что не женщина! Я тебя спрашиваю — кто он такой!

— Руководитель… Начальник мой…

— Ох-ре-неть, — говорит моя мама, садясь на стул. — Приехали.

— Мам, — стараюсь говорить спокойно я. — Ты просто неправильно понимаешь…

— Я всё правильно понимаю, — перебивает меня мама. — У меня дочка решила быстро карьеру сделать. Известным местом.

— Да нет же, мам!

— Рот закрой свой сейчас. И, послушай, что я скажу. Я вот этими вот руками, — она трясёт ладонями перед собой, — вас троих тянула одна. Работала на совесть. Меня уважает весь коллектив. Никаких нареканий. А ты… Только из института выпорхнула, на одном месте не задержалась, а на втором — сразу стала… Я даже не знаю, как это назвать. А я ещё гордилась тобой. Думала, у меня дочка старается стать взрослым и ответственным человеком. Надеждой моей на спокойную старость. А оно вон, как всё оказалось… Цветы, бирюльки дорогие, бельё нижнее… Ты думаешь, я не знаю, кому мужчины трусы с лифчиками дарят?

— Мам, мы встречаемся…

— Чего-о? "Встречаетесь" вы?

— Да, мам, представь себе.

Она встаёт. Подходит ко мне.

— Ты с ним спала? В глаза мне смотри. Ишь, потупилась! Спала или нет?!

— Мам, я взрослый человек, — стараясь не расплакаться из-за этого напора и давления, говорю я. — Я имею право на личную жизнь.

— Тебе в этом праве никто не отказывает. Только вот понимание того, что моя дочь решила стать шлюхой — мне лично, как ножом по сердцу.

— Мам, я не шлюха… Ну, что ты такое говоришь?

У меня губы дрожат. Едва не плачу.

— Ты сколько с ним знакома?

— Немного…