Подчинённая. Дилогия

— Прошу тебя. Я не займу много времени…. Пять минут…

Он вздыхает, поднимает согнутую руку, бросает взгляд на наручные часы:

— Окей. Пять минут. Здесь?

Пожимаю плечами:

— Где тебе удобно.

Он кивает в сторону:

— Пойдём в машине поговорим.

— Хорошо.

Я уже рада и преисполнена благодарности, что он меня не послал. По крайней мере, хоть смогу рассказать ему о том, что произошло с мамой…

При подходе к своему чёрному "Бентли Континенталь", он деловито снимает брелком блок с дверей, обходит машину, открывает дверь и закидывает на заднее сиденье портфель. Затем садится за руль. На этот раз никакой галантности — дверь передо мной никто не открывает. Открываю сама и сажусь рядом. Руслан смотрит вперёд, перед собой. На скулах играют желваки.

— Я тебя слушаю.

Держу руки на коленях. Набираю воздуха в грудь. Тело бьёт мелкая нервная дрожь. Трудно начать.

— За то время, что мы не виделись, у меня в семье произошла страшная ситуация… — говорю сбивчиво, хотя очень стараюсь изложить всё хотя бы внешне спокойно. — Маме стало плохо с сердцем, её увезли на скорой. Она лежит в больнице сейчас. Врачи сказали, что необходимо провести операцию по замене сердечного клапана. Могут сделать это в Москве, есть хорошие специалисты. Но даже с учётом страховки операция требует денег. Три миллиона рублей. У меня с собой все бумаги есть, я могу показать… — суетливо лезу в сумочку, но он жестом поднятой ладони останавливает меня, и поэтому я снова поворачиваюсь к нему и торопливо продолжаю: — Врачи сказали, что медлить нельзя. Спустя неделю-две может быть уже поздно. Мама сейчас лежит под капельницей, под наблюдением врачей. Я пыталась найти денег, занимала, организовала сбор средств в Интернете, размещала объявления в соцсетях. То, что я собрала — это очень-очень мало, — я едва не плачу, в горле ком, — и я понимаю, что так никак не соберу нужную сумму даже в течение месяца или даже двух. Ты можешь мне одолжить денег? Хотя бы половину этой суммы. Я отработаю. Обязательно отработаю! И обязательно тебе всё отдам!

Он отворачивается к окну. Молчит.

Дрожа, в дичайшем каком-то напряжении, жду его ответа…

— Прости, что я тогда плюнула в тебя… — в каком-то отчаянии, едва не захлёбываясь словами, тихо восклицаю я. — Я очень… Я тогда… Просто мне было очень плохо… Я не со зла, Руслан… Просто на эмоциях… Я другого ждала от тебя… Мне было очень обидно и больно и я….

— У меня нет сейчас свободных денег, — холодно говорит он. — И для тебя в этом офисе работы уже нет. Алла нашла нового секретаря. Маша со вчерашнего дня её обучает. А ты уволена. Соответствующая запись в трудовой книжке уже есть, все документы подписаны.

— Я понимаю… Но я могу устроиться в другую компанию, и отдавать тебе деньги частями… С зарплаты…

— У тебя съёмная квартира и два иждивенца, — он поворачивается ко мне и смотрит в глаза. — С чего ты будешь отдавать?

Снова кусаю губу. До боли. Во рту появляется металлический привкус крови. Пальцы дрожат, я нервно заламываю их, чувствуя, что и здесь делаю себя больно, но меня уже просто трясёт.

Взгляд синих глаз Руслана усталый и равнодушный. Никакого сочувствия. Только лёд.

Окна закрыты, в салоне тишина, и нет ветра. Я ярко ощущаю тёплый аромат его горьковато-сладкой туалетной воды. Очень мужской аромат…

— Я… — едва не давлюсь собственными словами. — Я… буду зарабатывать больше… Я могу очень скромно жить… И потом, я могу подрабатывать…

Он качает головой.

— Детский сад. Сколько ты сможешь отдавать в месяц? Десять тысяч рублей? За год это — сто двадцать тысяч. Полтора миллиона ты мне так и за десять лет не отдашь.

Полтора миллиона мне и не хватит даже… Хотя бы два…

— Я правильно понимаю, что аборт ты не делала?

— Да… Я хотела бы сохранить ребёнка… Я хочу стать мамой…

Он медленно вздыхает.

— И на что ты собираешься его кормить?

— На часть зарплаты… — лепечу я. — И я… И мне дадут материнский капитал… — последние слова произношу дрогнувшим шёпотом.

Он горько усмехается:

— Какой же ты ещё ребёнок…. Несмотря на возраст. Пора бы повзрослеть, Наташ.

Кусаю губу. Во рту кровь.

— Кем ты хочешь устроиться?

— Эйчаром или секретарём… — тихо говорю я, глядя на свои голые острые коленки. Против моей воли на бедро капает слеза.

— Ты будешь зарабатывать максимум шестьдесят тысяч. Ни опыта у тебя толком, ничего. Это эйчаром. Секретарём — может чуть больше, но только если отношения будут выходить за рамки рабочих. Спустя месяца три-четыре у тебя станет виден живот. Будешь снимать зимой верхнюю одежду и это заметят. Спустя ещё пару месяцев — заметят все. Затем декрет. При хорошем раскладе можешь расчитывать тысяч на двадцать в месяц. Материнский капитал — разовая выплата и её нельзя обналичивать. Способы есть, но это уже серые схемы. У тебя мелкая сестра, которая пока не зарабатывает и мама будет после операции, за которой нужен будет уход.

— Потом брат из армии вернётся… — роняя слёзы, шепчу я.

— И устроится куда-нибудь грузчиком. А может, если поучится немножко — автослесарем. Это при хорошем раскладе. А квартира съёмная. Вы там все вместе будете жить?

— Да, наверное…