Подчинённая. Дилогия

— Руслан, — спокойно, без истерик, говорю я, — я тебе очень благодарна. Правда. Ты показал мне совсем другую жизнь. Но ты знаешь, не был бы ты женат — многое сложилось бы иначе. Я знаю, кто твоя главная женщина. Это не я. Я её не видела, но я знаю. Давай я как-нибудь сама. Теперь, когда ты вытащил мою маму, когда я уже потеряла ребёнка и для работодателей представляю хоть какой-нибудь интерес, я вполне смогу зарабатывать на аренду квартиры. Благодаря тебе я теперь даже чуть более квалифицированный специалист. Я хочу уехать. Я не хочу здесь жить. Я тут просыпалась с мыслей о нашем ребёнке, которого носила. Гладила живот, говорила с ним. А теперь я просыпаюсь и с ужасом понимаю, что мир — другой. Вроде бы всё так же, но мир теперь — другой. Я тут совсем одна. И дело не в театрах, Руслан. Ты человек долга. А мне нужны чувства. Те самые, о которых ты запретил говорил. И секс мне тоже нужен. Ты разбудил во мне женщину, а потом просто перестал меня трахать. Ты сделал меня собой. Вроде бы любовница, а по факту — нет. Я больше не хочу тебя любить. Ты для этого слишком женат. И не де юре. А де факто.

Сжав губы, он медленно несколько раз кивает. Задумчиво, осмысляя то, что я сказала. Выглядит несколько угрожающе, но мне сейчас всё равно. Синие глаза будто потемнели. Сложно понять, о чём он думает.

Он подходит к барной стойке, снова наливает немного виски. Рассматривает жидкость на свет, а потом единым махом выпивает содержимое бокала и со стуком ставит его на стойку. Будто в каком-нибудь пабе. Очевидно, что он принял какое-то решение. Но пока он молчит.

Отходит к окну и, убрав руки за спину, молча смотрит перед собой сквозь стекло. Я вижу его широкие плечи и спину, и у меня складывается странное чувство, что на этих плечах лежит тяжёлый груз. Я едва ли не ощущаю это. Хотя он стоит ровно, с какой-то уверенной военной выправкой.

— Не трахаю, значит, — глухо произносит он.

Я не вижу выражения его лица. Но впечатление, что внешне он сохраняет самообладание. А вот в голосе его звучит что-то такое, отчего чувство угрозы, от него исходящей, стоновится более явственной.

— Отдашь мне три миллиона, угу. Заработаешь и отдашь, значит.

Он умолкает. Но не надолго. Чувствую волнение, даже сглатываю из-за него, потому что в горле будто пересыхает. Я бы, наверное, сейчас тоже выпила виски. Хотя и не люблю крепкий алкоголь.

— Ну что ж, — вдруг произносит он. — Окей. Не три. Один. В течение двух лет.

Он поворачивается ко мне. Глаза тёмные, как ночь. И в этом взгляде будто тихая ярость. Теперь я уже немного напугана и жалею, о том, что сказала. По крайней мере о части сказанного. И о том, как это получилось.

— Как только устроишься на работу, составим новый договор на базе моих траншей для помощи моей мамы. Будем считать, что я безвозмездно подарил два миллиона на её лечение. А миллион ты взяла в кредит. Беспроцентный. Такой, знаешь, очень выгодный. Банки, знаешь ли, обычно такие не дают. Каждый месяц будешь перечислять мне с зарплаты одну двадцать четвёртую от миллиона. Это чуть меньше сорока двух тысяч рублей. Думаю, потянешь. Ты же эйчар. Сорок две тысячи рублей, плюс аренда квартиры тысяч в тридцать, плюс еда, коммуналка, Интернет, оплата телефонных счетов — в общем, зарплаты в сотку тебе вполне хватит. Осталось только найти работу с такой зарплатой. Ну, да я думаю, что это несложно. У тебя опыт такой уже есть, такую зарплату тебе уже платили. Так что, никаких проблем. Не так ли?

— Руслан, послушай…

— Я тебя уже послушал, — холодно перебивает меня он. — С этой квартиры свалишь сегодня. Я вызову какого-нибудь перевозчика, оплачу дорогу, захватишь все эти шмотки и драгоценности — и вали. Хочешь, продавай их, хочешь оставь, хочешь выкини — мне насрать. Я тебе их именно что подарил.

Он внимательно смотрит на меня. Жёсткий, даже колючий, прищуренный взгляд тёмно-синих, почти чёрных сейчас, глаз.

— Это ясно?

— Да.

— Поиграли в демократию и будет. Надо было дать прочувствовать условия нашего договора, который я сейчас порвал. А ты, похоже, не оценила. Ну, что ж, окей. Бывает, чё. Теперь по поводу секса.

— Ты говоришь, я тебя не трахаю, — голос звучит глухо, и чуть хрипло.

Молча смотрю на него. Сердце начинает биться чаще.

— Не трахаю, да. Ты права. Интересно, почему? Не потому ли, что ты была беременна и лечилась от хламидиоза. Я, кстати, лечился вместе с тобой. Не потому что ли и без секса была угроза выкидыша? Не потому ли, что тебе после него нужно было восстановление? Скажем так, это были основные причины. Но есть ещё. Та, о которой я тебе говорил. О том, что я вообще секса не хочу, — он ненадолго умолкает. — Но ты знаешь, я передумал. Считаю, что секс нам будет сейчас полезен обоим. Тебя выведет из состояния апатии, и меня встряхнёт. И может в какой-то мере поспособствует более здравым рассуждениям с твоей стороны. Я бы сказал более адекватным. Той ситуации, которая сложилась в день твоего увольнения. И в день, когда был подписан договор. Когда тебе нужны были деньги, и ты вела себя иначе, чем сейчас. Сейчас ты мне их чуть ли не обратно в лицо бросаешь.