Подчинись нам

А-атон ещё несколько секунд буравит меня испытывающим взглядом. А потом молча прижимает к груди. Поднимается со мной на руках, направляясь к двери, соединяющей террасу с нашими апартаментами.

— На сегодня хватит. Первый урок пройден, самый лёгкий, но и самый важный. Базовый. Я доволен тобой. Завтра будем расширять твою способность воздействовать на подпространство. К тому моменту, как в твоём теле зародится наш наследник, ты должна уже хорошо контролировать свой дар. А сейчас пора обедать. Тебе нужно восстановить потраченные силы.

Глава 69

После обеда А-атон меня тоже покинул. Сообщил, правда, что сегодня будет работать и координировать работу подданных из дворца. Так что мне нечего бояться, поскольку он в любую минуту может прийти на помощь.

А я осталась на попечении Чотжара.

Непривычно задумчивый и немногословный — в ментальном плане, я имею в виду — хвостатый, как-то даже рассеянно поинтересовался, в достаточной ли мере я себя хорошо чувствую, чтобы учиться. И, получив утвердительный ответ, вручил мне голографический экран.

Ну что ж. Пришла пора узнать немного больше, в чём же состоит служение Просвещённых. Почему для моих сэ-аран так важно иметь жреца в союзниках. А если бы им было не важно, Сэтору бы вчера во дворце и близко не было. Даже Са-оир его терпит в определённых границах. И я не думаю, что дело тут в расследовании смерти их отца. Этого, как мне кажется, мало, чтобы привечать сына врага у себя дома.

Так что же он собой представляет? Жрец Абсолюта. Что значат его слова про принятый полный свод клятв?

Поиском этой информации я и решила заняться. И Чотжара заодно озадачила. Змей этому ни капли не удивился. Наоборот хмыкнул как-то уж больно многозначительно. Будто ожидал такой просьбы.

«В с-с-сети только общедос-с-ступная иинформация. Захочеш-шь узнать больше, спрос-с-сишь у своих сэ-аран», — уведомляет меня мой хранитель, заполняя поисковую графу.

— Хорошо. Так и сделаю, если мне что-то будет непонятно, — киваю в ответ.

И уже мысленно интересуюсь:

«У тебя не было проблем… из-за моего исчезновения?»

«Волнуеш-ш-шься обо мне?» — усмехается змей.

«Привыкла. Только и всего. Ещё казнят тебя за нарушение клятв. А ко мне кого-то другого приставят. Опять привыкай», — с небрежным видом пожимаю плечами.

Он насмешливо щурится, цокает недоверчиво языком. Не верит гад хвостатый. Успел уже изучить. Знает, что привязалась к нему.

«Можеш-ш-шь не переживать об этом, Лина, — всё же отвечает. — Я свои обяз-с-санности выполняю со всей отдачей, но у моих возмож-ш-шностей есть предел. И Повелители это знают. Помочь тебе вчера могли только они. И жрец, если бы ты ушла слишком глубоко. Я уйти с-с-с тобой в подпространство никак не мог. Это будет воз-с-сможно только если ты с-с-сама меня проведёшь, как своего кровного хранителя. Когда научиш-ш-шься».

«А так разве можно?» — округляю глаза.

«Да. В редких с-с-случаях. Если есть доверие и крепкая с-с-связь, — многозначительно щурится он. — Ты же мне доверяеш-ш-шь, маленькая Лина?»

— Не решила ещё. Скользкий ты больно, — фыркаю.

«Не скользс-с-ский. Можеш-ш-шь потрогать», — скалится гад хвостатый, обвивая своим хвостом кресло, в котором я сижу.

— Вот ещё, — одариваю его возмущённым взглядом. — Отстань. Мне учиться нужно.

«Только, если желаешь. Сегодня тебе разрешено отдыхать, — слышу ответ. — Завтра понадобятся все силы».

Да что ты говоришь? А почему раньше об этом не сказал? Наоборот, как только убедился, что я в состоянии усваивать новую информацию, вручил мне источник этой самой информации.

«А ты бы предпочла сидеть без дела и думать свои странные мысли?» — мазнув по мне ироничным взглядом, интересуется Чотжар.

— Почему странные? — вырывается у меня.

«Наверное, потому что ты странная. Вот и мысли у тебя такие же», — пожимает змей плечами.

И вот понимай его, как хочешь. Не самые приятные мысли в голову при этом лезут.

Его слова задевают во мне что-то глубинное, давно забытое. Заставляют рефлекторно сжаться, закрываясь и прячась. Что значит, странная? Почему снова странная? Обычная я. Обычная.

Странной я была в первые годы после смерти мамы. Меня тогда оторвало от всего привычного, затянуло в пучину горя и безграничного одиночества. Я и раньше не была особо общительной, а тогда и вовсе замкнулась наглухо, сжигая себя в беспросветной тоске. Мне было не понятно, зачем что-то делать, ходить, есть, разговаривать, учиться…

Сестра с мужем жила в другом городе, соответственно мне пришлось переехать к ним, поменяв всё привычное окружение, школу, друзей, дом. И если в моей прежней школе, в классе о моей утрате знали, то в новой меня восприняли, как замкнутого, нелюдимого и непонятного чудика. Которого, с подачи и под предводительством местной звездюлины, можно гнобить, как вздумается. Справиться в одиночку у меня не получалось. Поделиться с кем-либо не позволяла детская упертость и обида на весь мир. Проблема росла и ширилась, мне казалось, что никому я не нужна и вообще никчёмное ничто, которому и жить незачем.