Подчиниться его приказу

– Ох, Азиз. – По щекам Оливии покатились слезы от понимания, скольким этот восхитительный измученный мужчина рисковал ради нее. Он признался в любви, не зная, что чувствует она. Не надеясь, что она любит его в ответ.

– Разве я много прошу? – прошептал он. – Не сейчас, но в будущем… Я знаю, что тебе причинили боль, Оливия. Такую сильную боль… Но я хочу помочь тебе ее преодолеть, насколько это возможно. Я ни в коем случае не стану преуменьшать то, как повлияла на тебя потеря Дэниэла, но…

– Азиз. – Оливия улыбнулась сквозь слезы и шагнула к нему навстречу. – Замолчи.

– Что?..

– Я люблю тебя, – прямо сказала она. – Я уже тебя люблю. Сейчас, здесь. Безумно. Я хотела тебе сказать раньше, но не успела, и, честно говоря, я боялась, что ты не захочешь это слышать. Боялась того, что сделаю, что почувствую, если ты отвергнешь мою любовь.

Азиз смотрел на нее так, словно не понимал смысл ее слов.

– Но ты только что спросила, хочу ли я аннулировать брак.

– Потому что я боялась. – Она знала, что придется объяснить получше. – Я не все тебе рассказала о том, как отдала Дэниэла, – начала она. – Как сильно это на меня повлияло.

Закрыв на секунду глаза, Оливия снова услышала искусственно жизнерадостный голос отца. «Слушайся маму, Оливия, так будет лучше. Ну хватит, милая, хватит говорить о неприятном. Сыграй мне на пианино. Как в старые добрые времена». Как будто она не раскрыла ему только что всю душу, умоляя помочь. Поддержать.

Страх, рожденный этим воспоминанием, память об испытанной боли, о том, как ее разрушила такая потеря доверия, не давали ей прежде признаться Азизу в любви. Но теперь она открывала ему и это, и все остальное.

– Я рассказала отцу про Дэниэла, – тихо выдохнула она. – Я просила его поддержать меня. Умоляла. Как ты умолял своего отца о любви. Но мой отец, мой обожаемый отец, отвернулся от меня. Он не хотел знать. Не хотел даже на меня смотреть. А когда я попросила его помочь мне оставить ребенка, он просто погладил меня по голове и велел слушаться маму. – Голос у нее дрогнул. – А потом он попросил сыграть ему на пианино.

Она помотала головой, все еще поражаясь тому, как сильно может ранить такое старое воспоминание.

– Знаешь, что я сделала? – спросила она печально.

– Ты сыграла ему на пианино, – мягко сказал Азиз, и Оливия кивнула. – Я сделал бы то же самое. Делал тысячу раз, бесконечно пытался угодить человеку, которому я был безразличен. Пытался заслужить его любовь.

Наконец он протянул к Оливии руки, прижал ее к себе и зарылся лицом в волосы.

– Когда ты спросила, не хочу ли я аннулировать брак, мне показалось, что у меня вырвали сердце из груди. Я пытался собраться с духом, признаться тебе в любви…

– Но из-за моего вопроса решил, что я хочу разорвать брак. Прости, Азиз.

– Мы оба позволяли старым страхам и боли управлять нашими поступками, – сказал Азиз, обнимая ее крепче. – Но больше не будем. Для нас обоих это новое начало, Оливия.

– Я хочу этого. Так хочу…

Он отстранился, обнимая ее лицо ладонями и глядя сверху вниз.

– Что случилось после того, как ты рассказала все отцу?

Оливия сглотнула комок в горле.

– Я сделала все, как он велел. Я поехала в клинику и отдала своего ребенка на усыновление. А потом отправилась в университет и притворялась, что все в порядке. – Она до сих пор помнила, насколько нереальной казалась ее жизнь тогда. Она ходила на лекции, сдавала экзамены, как будто ее мир не развалился на части. У нее были растяжки на животе, молоко сочилось из груди. Она жила как в тумане. – Когда я приехала домой на Рождество, родители вели себя так, словно ничего не случилось. Веселились, как будто это было обычное Рождество. Может быть, они даже не притворялись. Может, правда в это верили.

– Люди верят в то, во что хотят верить, – мягко напомнил Азиз.

– Да. – Она шмыгнула носом и снова прерывисто вздохнула. – Я улетела обратно в Англию, села на поезд в университет, но просто не стала сходить на своей станции. Я оставалась в поезде до последней остановки и оказалась в маленьком прибрежном городке. Нашла работу в гостинице, а потом много лет переезжала с места на место, просто существуя. Делая все, чтобы перестать чувствовать.

– Но теперь ты чувствуешь.

– О да. Так много! И все благодаря тебе, Азиз. Ты как прекрасный принц, который пробудил меня поцелуем.

В ответ Азиз поцеловал ее, мягко и сладко.

– А ты пробудила меня, Оливия. Ты сняла с меня маску, заставила перестать прятаться от самого себя. От своих страхов. И ты верила в меня, даже когда я сам не мог.

– Но теперь ты в себя веришь, Азиз? Я знаю, что ты будешь хорошим правителем. Прекрасным. – Оливия серьезно посмотрела на него. – Когда я только прибыла в Кадар, Малик сказал, что ты не веришь, что народ тебя поддержит. Теперь я вижу, что ты просто не давал им такой возможности.

– Я боялся, – тихо ответил Азиз.

– Тебе нужно перестать бояться. Думаю, твой народ тебя удивит.

Азиз поднес ее руку к губам и поцеловал в середину ладони.

– Если ты будешь рядом, я смогу сделать что угодно.

Приподнявшись на цыпочки, Оливия поцеловала его.

– Сможем, – сказала она.