Поддай пару!

– Кстати говоря, господин фон Липвиг, ты проявил замечательную удаль в драке на поезде! Хотя, конечно, без маленькой помощи не обошлось.

Мокриц поднял взгляд на патриция, чей силуэт вырисовывался на фоне пламени, и в голове у него с пугающим шумом что-то щелкнуло. Он ахнул:

– Вы! Вы кочегар Блейк! Это же невозможно!

– В самом деле? – сказал патриций. – Так же невозможно, как летящий по воздуху поезд? Или ты не веришь, что я могу забрасывать уголь в топку? Это цветочки по сравнению с руководством Анк-Морпорком, с его тоннами проблем, которые ежедневно требуют моего внимания. Могу тебе сказать одно, господин фон Липвиг, я обладаю многими талантами, и о некоторых из них тебе лучше не знать. По сравнению с ними и кочегар Блейк покажется тебе невинным младенчиком.

– Вы имеете в виду драки на лопатах? – спросил Мокриц.

– Ах, господин фон Липвиг, как тебя легко удивить. Неужели ты забыл, что я проходил обучение в Гильдии Убийц? Моим предшественником на посту кочегара был Убийца Джон Вильстафф, так вот, говорят, он сущий хомячок в сравнении со мной. Мне действительно понравилось быть кочегаром Блейком. А какие полезные навыки я приобрел. Лопата – удивительное оружие. А что до остальных кочегаров, то я завел среди них друзей, да, между нами существовало определенное товарищество. В целом я немного отдохнул от тягот городского управления. Я даже смею сказать, что не буду против вернуться в кабину машиниста, когда у меня появится такое настроение.

– Но почему?

– Почему, господин фон Липвиг? Это ты задаешь мне такой вопрос? Тот, кто танцевал на крыше поезда, тот, кто активно ищет неприятностей, желательно связанных с какими-нибудь безрассудствами? Хотя в твоем случае я бы рекомендовал почаще вспоминать о рассудствах. Иногда, господин фон Липвиг, тот юнец, с которым ты расстался много лет назад, возвращается, похлопывает тебя по плечу и говорит: «Вот момент, когда цивилизация не имеет значения, когда правила больше не держат тебя. Ты дал этому миру все, что мог ему дать, и теперь настало время только для тебя, возможность пойти ва-банк и крикнуть последнее ура. Ну вот – ура!»

Витинари провел кочергой по каминной решетке, отчего искры в камине заплясали. Он посмотрел на них, элегантным движением развернулся к Мокрицу и сказал:

– А если ты, господин фон Липвиг, кому-нибудь об этом расскажешь, господин Трупер будет рад снова с тобой встретиться. Мы друг друга поняли? Вот и славно.

Можно подумать, кто-то ему поверит, если он хотя бы об этом заикнется! Мокриц и сам с трудом верил, даже слыша это из первых уст. А пока он пытался осмыслить услышанное, слова патриция о его собственной удали разожгли в нем новую обиду.

– Вы всем на поезде дали по медали, даже Шнобби Шноббсу. Неужели мне ничего не полагается, милорд?

Повисла пауза, и Витинари ответил:

– Почему же, господин фон Липвиг, полагается, и это нечто особенно ценное: это дар жизни.

И позднее, когда Мокриц поразмыслил об этом как следует, он подумал, что, в сущности, это был очень хороший расклад. И к тому же он танцевал на крыше мчащегося поезда. Вот это была настоящая жизнь!

Несколько недель спустя Стукпостук уговорил лорда Витинари спуститься вместе с ним на задний двор, где по цепочке из труб текли сточные воды и жались друг к другу разномастные бараки, в которых размещались прачечные и другие полезные предприятия, без которых не может существовать ни один современный дворец[79].

Там их встретил юный гоблин. Он заметно нервничал и держал в руках странную конструкцию о двух колесах, которые непонятно чем удерживались вместе. Колеса вращались.

Стукпостук откашлялся:

– Покажи его светлости свое новое изобретение, господин Из Колеса Спица.

Витинари с невозмутимым видом смотрел, как гоблин оседлал свое изобретение и, крутя педали, по кругу объехал прачек, которые всплеснули руками и заговорили: «Ну право слово! Что ж дальше-то будет?»

И самая старшая прачка сказала:

– Поди, на подушечку сзади можно и девушку посадить.

Лорд Витинари сказал:

– Полагаю, ты тоже хочешь себе такую вещь, да, Стукпостук?

– Сэр, – ответил Стукпостук. – Это даже не совсем механизм. Это как продолжение твоего собственного тела. Смотрите, ни пара, ни сажи, только пот.

– Любопытно, – согласился патриций. – Один человек, сам себе двигатель.

Когда гоблин наконец остановился перед Витинари, он вопросительно посмотрел на Стукпостука, который терпеливо ожидал решения своего хозяина.

Наконец Витинари улыбнулся и произнес: