Поддай пару!

– Кажется, я, – заметил Дик. – Но я понимаю, о чем ты. Я бы просил только об одном: пускай первая железнодорожная линия будет проложена прямо до Сто Лата. Ну, не до самого Сто Лата, а до местечка в его окрестностях, Швайнетаун, так оно зовется, потому что свиней у нас много. Там я храню все остальное свое оборудование и все инструменты.

Дик беспокойно взглянул на Гарри, и тот поджал губы.

– Туда путь долгий, сынок, миль двадцать пять, если не больше, и это ж такое захолустье.

Тут Мокриц не смог промолчать.

– Да! Только оно недолго будет оставаться захолустьем, как вы не понимаете? Попробуйте доставить в город свежее молоко… Когда оно попадет на стол, это будет уже не молоко, а прокисший сыр, а кроме молока есть еще клубника, зелень, кресс-салат, масса продуктов с коротким сроком годности! Регионы, где пройдет железная дорога, станут процветать по сравнению с теми, где ее не будет! Так же было и с семафорами. Сначала все отказывались от клик-башен, а теперь любой мало-мальски важный человек хочет себе личную башню на заднем дворе. И Почтамт будет на вашей стороне, ведь с поездами сократятся сроки доставки почты. А уж как Королевский банк вас поддержит! Кстати, господин Кекс, приходи к нам в банк, обсудим наши специальные вклады…

Гарри Король хлопнул себя по ноге:

– Ну, что я говорил, господин фон Липвиг, ты никогда не упустишь возможности, когда она сама идет в руки!

Мокриц улыбнулся:

– Гарри, я думаю, она перед всеми нами.

Точнее сказать, мысленным взором Мокриц видел множество перспектив, вокруг которых было полно проблем, а в центре всего этого великолепия находился он, Мокриц фон Липвиг. Что могло быть лучше! Он улыбнулся еще шире, мысленно и вовне.

И дело было не в деньгах. Дело всегда было не в деньгах. Даже когда дело было все-таки в деньгах, оно было не совсем в деньгах. Ну, чуточку в деньгах. Но в основном оно заключалось в том, что гномы называют крайк: чистое удовольствие от процесса и результата. Мокриц чувствовал, как будущее нагоняет его. Он видел, как оно манит. Вот только рано или поздно кто-то обязательно попытается его убить. Так обычно и происходило, но все равно нужно было рисковать. Вот что было необходимым компонентом любого дела. Всегда нужно было идти на риск. На любые риски.

Гарри искоса взглянул на Мокрица и поинтересовался как бы между прочим:

– Господин Кекс, если у тебя так много ценных вещей в сарае где-то в этом свинячьем городе, как его там, не станешь ли ты возражать, если я направлю туда пару своих… – Гарри задумался, подбирая слово помягче, – …ассистентов присматривать за ними в твое отсутствие?

Дик был озадачен.

– Это очень тихое и старое место, господин, – сказал он.

С выражением какой-то отеческой заботы Гарри объяснил:

– Может, и так, сынок, но мы с тобой сейчас движемся туда, где нас ждет много денег, а там, где много денег, всегда много людей, которые хотят отнять их у тебя. Я должен быть уверен, что если кто-то вломится в твой сарай и станет лазать по нему в поисках всяких интересных механических штук и подсказок, как же ты построил свой паровоз, ему придется объясняться с Могильщиком, Дэйвом-Заточкой и Бобом-Дробилкой. Они отличные ребятки, любят своих мам и вообще мухи не обидят. Зови это, например… подстраховкой. И если ты любезно дашь им ключ, так я направлю их туда прямо сейчас. Впрочем, если ключа у тебя нет, они и без него сумеют войти. Они очень находчивые.

Юный Дик улыбнулся и сказал:

– Очень любезно с твоей стороны, господин Гарри. Тогда заодно я передал бы через них и весточку матушке. Она сама им все покажет и расскажет. Мой отец любил говорить: прежде чем запереть дверь, расставь парочку ловушек, а потом пускай себе крадут, если у них останутся руки, чтобы унести украденное.

Гарри в голос рассмеялся:

– Похоже, мы с твоим отцом одинаково смотрим на жизнь. Что мое – мое, а мое не трожь.

Когда Мокриц и господин Громогласс вышли на участок, Мокриц отметил, что люди до сих пор выстраивались в очередь покататься на Железной Ласточке, которая величественно ждала, пока помощники Дика засыплют в нее угля доверху и смажут маслом и мазутом все детали и самих себя заодно. Они стучали по колесам и до блеска начищали то, что могло блестеть (опять-таки, и себя заодно), и буквально все городские мальчишки и, как ни странно, даже девчонки смотрели на Ласточку в восхищении и поклонялись ей как божеству. И вот Мокрицу снова пришла в голову эта мысль: земля, воздух, огонь и вода, сумма всего! Богиня нашла свою паству.

Раздался звук, подобный раскату грома, но это только господин Громогласс прочистил горло, чтобы сказать:

– Удивительно, господин фон Липвиг, не правда ли? Ощущается в ней некая бытность, не подберу иного слова, как будто намек, быть может, что жизнь проявляет себя во многих обличиях. Но это так, просто мысли вслух.

Мокриц никогда не слышал у тролля такой безупречной дикции, и его удивление, должно быть, отразилось на лице, потому что Громогласс со смехом сказал: