Она немного вертится в постели. Тони летит в ее сторону, чтобы помочь ей подняться, поправляет подушку, чтобы она уселась поудобнее. Нежно целует ее голову.
— Спасибо, любовь моя, — Белла прочищает горло, и взгляд в ее глазах означает, что теперь она взялась за свое дело.
Указательным пальцем она тычет в меня, постукивает ступней под одеялом и поджимает губы:
— Когда ты впервые приехал на берег, все твои мысли были о потрахушках, вечеринках, выигрышах в пивном понге и прочем, — она взволнована, и я думаю, что это истерика. — Но по истечение нескольких недель каждый телефонный звонок начинался с чего-то об этой девушке и заканчивался чем-то об этой девушке. Ты очень много рассказывал нам о ней и ее жизни. Когда она вошла сюда сегодня, я будто знала ее тысячу лет.
Теперь думаю, что она привирает немного.
— И если ты думаешь, что я немного преувеличиваю, тогда ты чертов лжец. Откуда тогда мне знать, что она носит черные очки для чтения, и что у нее веснушки, только на переносице, и они переходят на ее щеки? Что ее жизненная цель — стать учителем? Откуда мне знать, что она застенчивая, но когда она говорит с тобой, то заставляет тебя чувствовать себя самым важным человеком в комнате?
Я пожимаю плечами:
— Черт, откуда мне знать?
Тони шлепает меня по затылку:
— Следи за своим ртом, она теперь мать. Ни одного плохого слова, направленного на нее.
— Раф, я знаю эти вещи, потому что ты сказал их мне. Может, ты рассказывал об этом, не понимая, что на самом деле чувствуешь. Она стояла в том дверном проеме, прежде чем ты представил ее, и я увидела свет в твоих глазах, который видела только один раз, а я знаю тебя с пяти лет.
Понимаю, о чем она говорит.
— Когда ты сошел с самолета в последней поездке и увидел, что мы ждем тебя. Тот же самый взгляд появился, когда эта девушка была в непосредственной близости от тебя. Этот взгляд был все время, пока она не ушла.
Белла, должно быть, все еще принимает эти обезболивающие, потому что я уверен, что моя мимика не изменилась с тех пор.
— У вас проблемы, леди. Она просто друг. Мы ненавидели друг друга в начале лета, но у нас сложилась дружба, между нами все изменилось.
— Ты, черт возьми, изменился. Та девушка, которая только что вышла отсюда, изменила тебя!
Встаю со стула, провожу рукой по щетине на лице и смотрю в окно, вниз. Я, черт возьми, человек, который не собирался меняться. Вот кто я. Тот, кто не позволяет людям изменить себя. Единственный человек, который когда-либо менял меня, это моя мать, и думаю, что это было хорошее изменение. Это сделало меня сильным, построило мою оборону. Это сделало меня менее слабым и дало мне мышление, что единственный, на которого я могу рассчитывать, это я сам. Что ж, это ложь. У меня всегда будут Тони и Белла, а теперь и Маттео.
— Я собираюсь пойти выпить кофе. Кто-нибудь хочет?
Антонио смотрит на меня в замешательстве:
— С каких пор ты пьешь кофе?
— О, он не сказал тебе эту часть, не так ли? — Белла подает звук.
Она двигает коленями и дарит Тони этот «я знаю то, чего ты не знаешь» взгляд.
Раздражающая женщина.
— Ну, он пьет кофе с Харлоу каждое утро на причале дома, который они арендуют. И говорят о всяких вещах, как будто она богата, а он нет, но она этого не знает. Она не знает о Рэй, и где она живет. Он сказал ей, что он из Черри Хилл.
— Какого черта, Рафаэль? Почему ты лжешь ей? Твоя жизнь… Наша жизнь — это то, что есть. Если она твоя подруга, и ты заботишься о ней, зачем врать?
Я действительно не хочу объяснять ему, почему лгу. Это должно быть ясно как день. Зачем мне говорить девушке, которую вырастили двое любящих родителей в большом доме, с первоклассным образованием и большим банковским счетом, что моя мать — наркоманка? Пока она ширялась, мы с братом должны были заботиться о себе большую часть нашей жизни самостоятельно. Возможно, девушка развернется и убежит, больше никогда со мной не заговорив.
И это убьет меня.
— Знаете что, вы двое, я иду в кафетерий, и этот разговор окончен. Харлоу — просто друг. Мне не нужны отношения, — я обращаюсь к ним обоим. — И конечно, не делаю то, что вы двое делаете. Я не хочу этого.
С этими словами выхожу из комнаты.
Я пошел в морскую пехоту, чтобы сбежать от жизни, которая у меня была. Знаю, каково это — голодать, сидеть на морозе, не иметь воды, потому что моя мать не оплачивает счета. И каково это — носить обувь на два размера меньше, потому что нет денег, чтобы купить новые, и носки, которые были каким-то образом съедены мышами посреди ночи. Я знаю, каково это — быть одному.