Поддавки с убийцей

— Ты для этого меня остановил? — Я захлопнула дверцу перед самым его носом. — Хоть и мелочь, а алкашам, вроде тебя, я не подаю из принципа.

— Погоди, Катерина, — он вцепился в дверцу обеими руками — благо окно открыто — и приблизился настолько, что я почувствовала запах перегара, — я тебе про Ивана сказать хочу, не уезжай, ну! — выкрикнул он почти в отчаянье, видя, как я дернула рычаг переключения передач.

Пришлось задержаться.

— Про какого Ивана? — спросила я на всякий случай, мало ли на свете Иванов.

— Про Семиродова, про какого! Не ходи больше к ним, слышишь? Не ходи. Ванька тебя убить хочет. Я его давно знаю, с самого моего детства, он всерьез говорил, правда. Дай тридцатку, а?

Дверцу снова пришлось открыть, чтобы только не дышал в мою сторону и не заставлял мучиться.

— Как тебя звать-то?

— Аладушкин, — осклабился он, отчего его отечные глаза совсем закрылись.

— Врешь ты, Аладушкин. С чего это Иван будет с тобой своими планами делиться? Да еще такими серьезными?

— Он вчера здорово пьяный был. Ну, такой, что мне его до дому на себе пришлось тащить, вот и болтали по дороге.

— Во хмелю любой подонок становится героем, а то сам не знаешь. Ты мне лучше вот что скажи, мое имя ты от него тоже вчера узнал?

— Не-ет! — Аладушкин опять расплылся в отвратительной улыбке. — Раньше еще, я не знаю, может, дня три назад. Он мне деньги за тебя предлагал. Помоги, говорит, с ней разделаться, а когда — потом, мол, скажу. А мне на фиг…

Он осекся при виде извлеченного мной из «бардачка» бумажника и быстро облизнул потрескавшиеся губы. Но я не торопилась расплачиваться.

— Что-то в толк не возьму, за что он меня так наказать хочет?

— Да ла-адно тебе! — не поверил Аладушкин моему недоумению. — Ты же дом его дядьки сжечь грозишься.

Пришлось рассмеяться ему в лицо. Получилось очень натурально и невесело.

— Я что, сумасшедшая? Зачем мне свой дом жечь? Семиродовы за него деньги дать готовы.

— Ага, готовы! Нашла дураков! Они его сами сожгут, лишь бы не платить ничего. А потом, он ведь у них застрахован.

— Слушай, откуда ты все знаешь! — удивилась я. — Ты им что, близкий родственник? Даже о страховке и то тебе известно.

— Да от Ваньки же и слыхал! — Он возмутился, отстаивая свою правдивость. Даже о деньгах в запале забыл. — Как встретит меня, так и рассказывает. Вот и сегодня тоже. После обеда, говорит, приходи, поможешь с Катькой, — он осекся, виновато оглянулся, — с Катериной разобраться. Отблагодарю, говорит, за мной не заржавеет.

— И ты пойдешь? — спросила я равнодушно и открыла бумажник.

— А чего? — пожал он плечами. — Схожу из интереса. Любопытно ведь. А помогать — на фиг!

Я отдала ему три мятые бумажки, чтобы он мои слова накрепко запомнил, чтобы засели они в его похмельной голове. Жалко мне его стало.

— Не ходи. И вообще, думай, что делаешь.

Но он, обрадовавшись, похоже, не внял моему предупреждению.

— Жги их, Катерина, не жалей! Они переживут, у них денег много и страховка есть! — заорал обалдевший от счастья алкаш на всю улицу и почти бегом поспешил прочь.

Пришлось уезжать отсюда как можно скорее, от любопытных глаз и ушей, нацеленных на меня, казалось, из-за каждого забора.

Я двинула машину окружным путем, чтобы в нескольких километрах отсюда выбраться на то самое, ведущее к аэропорту шоссе и по нему, не привлекая ничьего внимания, добраться до цели.

О поджоге я слышу уже во второй раз. Похоже, обстановка здесь накалена до предела — события назрели, как нарыв, и мне повезло вклиниться в них в самый подходящий для этого момент. Стоит ли вмешиваться, вот в чем вопрос! Может, их хижина Малышеву нужна? Вряд ли. Если не будет дома, сделка ему дешевле обойдется, а я свое получу в любом случае. Правда, Кириллу тогда жить негде будет? Но, во-первых, черт бы с ним, с Кириллом, — благодеяний я от него не видела, во-вторых, Ганс ему квартиру устроит за подпись на бумагах о купле-продаже пожарища. Да будет ли оно еще, пожарище-то? Нормальные люди заявили бы на рокеров в милицию, но Семиродовых нормальными никак не назовешь.

А ханыга Аладушкин? Я зациклилась на этом человеке до легкого мозгового ступора, потому что не знала, как пристегнуть его к происходящему. Роль, которую предлагал ему Иван, пригласив помочь обороняться от рокеров, подходила ему не более чем мне — автомат Калашникова.

«Меняй, Танечка, планы в соответствии с переменами, происходящими вокруг», — повторила я свой сегодняшний девиз, проезжая по шоссе мимо дома Кирилла Федоровича.

Сюда я вернусь позже, когда потолкую с дамой, за которую меня уже приняли дважды. Когда правдами и неправдами — половичком расстелюсь, топором над головой повисну — добьюсь от Лозовой ответа на вопрос о причинах конфликта. А когда мне ясно станет, почему Семиродовы решились на убийство, тогда наступит время для моей с ними беседы. И говорить в таком случае я буду, опираясь не только на одну интуицию. Если же за это время дом сгорит, что ж, на все, как говорится, воля божья.

А рокеры, по словам Ивана, как раз по этой дороге гоняют, бензин жгут.