Поддубенские частушки. Первая должность. Дело было в Пенькове

На арену вышел человек во фраке и сказал: «Антракт». Нина сразу поднялась и пошла к проходу. «Наверное, совсем уходит, — подумал Андрей. — Не надо бы мне так грубить». Минут через пять подошёл Митя и нахально спросил: «Ну как?» — «Никак», — ответил Андрей, и Митя, хитро ухмыльнувшись, удалился. Прозвучал первый звонок, потом второй, а Нины всё не было. Наконец, когда дали третий звонок, она появилась, держа в руках белый фунтик. Добравшись до своего места, она улыбнулась и сказала:

— Будем есть прямо из кулька. Хорошо?

В фунтике оказались конфеты — клюква в сахарной пудре. Андрей съел несколько штук, чтобы показать, что он перестал сердиться.

— Вы тоже живёте в общежитии? — спросила Нина.

— Да.

— Учитесь?

— На втором курсе заочного. Скоро сопромат начнётся. Говорят, самый трудный предмет. Остальное всё ерунда.

— Когда я училась, наши студенты говорили: «Кто сдал сопромат, тому можно жениться», — и хотя она сказала это без всякой задней мысли, Андрей почувствовал, что ей вдруг стало неловко, и разговор потух. Так они молчали до самого конца представления, и, только глядя, как крутятся на никелированных трапециях мужчины в матросских костюмах, Нина проговорила: «Интересно, часто ли здесь проверяют подвеску тросов?» И Андрею стало жаль её.

Когда они вышли на улицу, Андрей спросил:

— Можно я провожу вас?

Они пошли по Цветному бульвару. Держа её под руку, Андрей чувствовал, какая она лёгкая, и ему казалось удивительным, как это её не сдувает ветер с узких ригелей. Они молча свернули на Садовое кольцо. Над домами темнело беззвёздное небо. У большого дома министерства, во всех окнах которого горел свет, наискосок к тротуару стояли лакированные «ЗИМы» и «победы». Дожидаясь полуночных своих начальников, шофёры настроили приёмники в машинах, распахнули дверцы и слушали последние известия. Кравцова жила в переулке недалеко от площади Маяковского. Переулок был тёмный, и только над воротами светились жестяные фонарики, в которых были прорезаны номера домов.

— Что это за ящик висит? — спросила Нина.

— Это постовой телефон, — ответил Андрей. — По субботам у нас в общежитии самодеятельность. Приезжайте.

— Приеду как-нибудь. А зачем постовой телефон?

Андрей понимал, что они разговаривают только потому, что неудобно всё время идти молча, и Нина чувствовала, что он понимал это, и оба ощущали неловкость.

Дом, в котором жила Нина, был старенький, трёхэтажный, с облупившейся штукатуркой. На первом этаже помещалась прачечная.

— Когда отходит ваш поезд? — спросила Нина.

Андрей посмотрел на часы.

— Через час двадцать минут приблизительно. Сейчас электричка ходит редко.

— Ну так заходите ко мне. Зачем вам столько времени сидеть на вокзале?

— А можно?

— Если вас приглашают, значит, можно, — назидательно сказала она.

В комнате, куда они вошли, под абажуром со стеклянными слёзками горела яркая лампочка, освещая накрытый для ужина круглый стол. На свежей скатерти симметрично стояли три тарелки и на подставочках лежали ножи и вилки. На самой середине стола блестела ваза с яблоками. «Вон как люди-то живут!» — подумал Андрей, увидев возле каждого прибора салфетку, продёрнутую в кольцо.

— Ниночка, ты одна? — раздалось из соседней комнаты.

— Нет, у меня гость, мама. В дверях показалась маленькая седая женщина и, ещё не видя Андрея, но уже улыбаясь, стала отыскивать его близорукими глазами.

— Меня звать Ирина Максимовна, — проговорила она радостно. — Хотите вымыть руки? Сейчас будем пить чай.

Вслед за ней появился только что вернувшийся с работы отец Нины, Василий Яковлевич, высокий и мрачный, ничему не удивляющийся мужчина в расстёгнутом коверкотовом кителе с железнодорожными погонами. Он сел за стол, отодвинул локтями тарелки, ножи и вилки, сразу нарушив красивую симметрию, и спросил Андрея отрывисто:

— Вместе с ней работаете?

«Видно, строгий у Нины Васильевны батька. Если бы знал, что она у нас творит, здорово бы ей досталось», — подумал Андрей и ответил осторожно:

— Вместе, да не рядышком. Она наше начальство.

— Ну и как она? Действует? — снова спросил Василий Яковлевич так, словно Нины не было в комнате.

Нина с беспокойством посмотрела на Андрея.

— Ещё как действует! — ответил он, успокаивая её своим взглядом. — У нас в Сибири про таких говорят: не согнёшь, не сломишь…

— Слава богу, хоть отца не подводит, — сказал Василий Яковлевич.

— Она у нас всегда хорошо училась, — заметила из соседней комнаты Ирина Максимовна.

— Довольно, мама, — раздражённо проговорила Нина, и Андрей с удивлением заметил: в её характере есть отцовская непреклонность. — Диплом и производство разные вещи… Почему вы из Сибири уехали, Андрей Сергеевич?

— Учиться хотел, а бабка не велела. Книг не велела покупать. Бывало, куплю книжку, номерок поставлю, будто из библиотеки взял — тогда ничего… А потом и про это догадалась и всё пожгла, только «Спутник сварщика» оставила. Переругался я с ней, зашил деньги в подкладку, стащил на кухне буханку хлеба и пошёл на станцию.

— Правильно сделал, — сказал Василий Яковлевич, разламывая яблоко пополам сильными пальцами.