Подъем и падение Запада

Более того, у Америки имеется инструмент построения такого мира, в котором американское преобладание приобретает надежный фундамент. Речь идет о факторе привлекательности демократических институтов и о системе воздействия на экономическое развитие мира, создающих достаточно прочную основу для продолжительного доминирования единственной сверхдержавы. Вместо того, чтобы попросту восстановить классический баланс сил, как это сделала Великобритания в 1815 г. и сами Соединенные Штаты в 1919‑м и 1945 гг. (когда победители «постарались ограничить применение силы, успокоить слабых потенциальных соперников, закрепить взаимосвязи посредством создания различного типа обязывающих институтов»[366]), гегемон XXI века стремится замкнуть другие страны в систему ориентации на формируемую в Вашингтоне политику, которая понижает вероятие того, что несогласные с существующим порядком бросят вызов существующему неустраивающему их состоянию международных дел. Метрополия «стремится создать легитимный порядок, формирующий обязывающие институты, которые ослабляют действие фактора неравномерности распределения мощи, сдерживает автономные действия в мировой политике, открывает внутренние процессы для внешней оценки и обеспечивает успокаивающее «право голоса» слабым членам мирового сообщества»[367].

Искомый механизм поддержания единовластия — требование распространения демократических институтов (вне всякого внимания к степени релевантности и осуществимости их прогрессивного утверждения). Транспарентность демократических государств, вечная борьба системы «сдержек и противовесов» делают практически невероятным посягательство этих стран на усилия по радикальному изменению мирового статуса кво, по замене имперской системы. Американские теоретики сознательно полагаются на «неразделимую взаимосвязь между демократической формой правления и стабильным порядком, основанным на гегемонии… Вот почему Соединенные Штаты были таким яростным экспортером демократии на протяжении прошедшего столетия — и особенно после окончания «холодной войны»[368]. Хладнокровное калькулирование национальных интересов породило прежде маскируемую откровенность. Ведущие американские теоретики международных отношений признают, что «американские действия на внешней арене мотивируются не моральными ценностями, а материальными интересами, американская поддержка демократии является не «идеалистическим» крестовым походом, а имеет «материалистические» цели»[369].

Новое время породило новые термины: «либерализм национальной безопасности» (Г. Нау); «либеральная великая стратегия» (Дж. Айкенбери); «американская культура национальной безопасности» (Т. Смит). Такие современные интерпретаторы внешней политики, как С. Смит, У. Робинсон, Б. Гилз, характеризуя имперский характер складывающейся мировой системы, отвергают как наивное представление о том, что «распространение демократии было целью (и даже единственной целью) внешней политики США… Вашингтон стремится экспортировать в качестве универсальной этноцентричную, а не исключительно либеральную модель»[370]. Побудительным мотивом внешней политики США является не моральный импульс распространения представительного правления, а «экономические императивы капиталистической элиты, которая желает консолидировать свою гегемонию над мировой экономикой. Не желая подвергать опасности неолиберальную экономическую глобализацию, американцы распространяют в развивающихся странах демократию низкой интенсивности (или «полиархию») посредством защиты сотрудничающих с Западом элит, формирования общественных институтов, которые обеспечивают молчание подчиненных классов и создают преграду на пути реформ, имеющих целью большую степень равенства»[371].

Получил новое рождение силовой фактор, пользующийся рычагом демократических преобразований. Как формулирует английский политолога. Ливен, «комбинация экспансии американского геополитического влияния, поддержка военных интервенций и в высшей степени селективное продвижение демократических ценностей сделали Соединенные Штаты исключительно грозным противником любого государства, в котором они готовы увидеть противника»[372].

Геополитическая практика дала яркие примеры этого постулата. Едва выйдя из «холодной войны», американцы в 1994–1995 гг. повели за собой войска миротворцев в Боснии; в 1999 г. Вашингтон мобилизовал еще одну массированную экспедицию на Балканах — на этот раз против Сербии; в ответ на исламский фундаменталистский террор Вашингтон создал феноменальную по численности «антитеррористическую коалицию» (144 страны мира). Последовавшие за окончанием «холодной войны» годы характерны большим числом вооруженных американских интервенций, чем за весь полувековой период «холодной войны». Америка энергично воспользовалась своим могуществом и в других сферах международной жизни — установление торговых правил, противостояние финансовым кризисам, международное посредничество, защита гражданских прав.