Поденки [СИ]

Не доходя пары метров до спальни молодняка, гусеница отпустила Таню и встала на дыбы, принюхиваясь и щёлкая жвалами. Потом испустила удушающую волну кошачьей вони, изогнулась и бросилась вперёд. Через считанные секунды с обеих сторон коридора заспешили десятки других тварей. Свирепо огрызаясь, гусеницы одна за другой лезли в спальню, откуда уже доносился шум сражения. Измученная Таня сползла по стене, у неё мутилось в голове. Раны сочились сукровицей, нога распухла — похоже, укусы слизней ядовиты. Надо собраться с силами, чтобы выбраться наверх, на площадку и подать сигнал о помощи. Да, её могут вернуть на корабль, но без новой «кожи» шансы на выживание минимальны. По счастью оставалась вода. Таня промыла воспалённые раны, кое-как прикрыла их гигиеническими салфетками, напилась. Её тут же стошнило и стало немного легче. Тем временем шум затих. Из спальни потянуло новым запахом — тонким, цветочным, похожим на аромат орхидеи. Наружу поползли потускневшие и взъерошенные гусеницы. Одни тащили трупы малышей, другие — на спальных рогожах — груды мёртвых слизней.

Путь наверх занял больше двух часов. Последние сотни метров оказались самыми тяжёлыми. Плащ напитался сыростью, «кожа» больше не держала тепло, прикосновения ледяного ветра к открытым ранам причиняли страдание. Крутнув шарик комма, Таня вызвала командора, вкратце доложила о ситуации, осведомила, что у неё, Тани нет ни сил, ни времени дискутировать, и если она, Таня сейчас потеряет сознание, то до прилёта катера может и не дожить, так что поберегите вашу золотую рыбку, кэп.

Двадцать минут, до прилёта машины, девушка ползала по площадке и в голос читала все стихи, которые знала. Не говоря ни слова, Полянски на спине затащил её в катер, и за дело взялась полевая аптечка. Очнулась Таня уже на корабле, в стерильной анабиозной камере медотсека, голышом, в капсуле — только лицо наружу.

Следующее возвращение было куда приятнее. Постель — настоящая лёгкая и упругая койка, с простынями, матрацем, подушкой и даже тепличным цветком в стакане на тумбочке рядышком. Ночная рубашка, чистое бельё, заплетённые в косы чистые волосы. Тарелка горячей каши, свежая булочка, какао — ах, какой аппетитный запах.

— Не надейся, это ещё не рай, — седоголовая красавица Катрин Лагранж, главный врач корабля, помогла Тане сесть. — Ты пролежала одиннадцать дней и полностью выздоровела — даже шрамов не останется. Кушай, отдыхай, делай гимнастику, можешь вставать, а ещё через три дня — работать. Не беспокойся ни о чем. Ты у нас герой. Вернёшься на Землю и никогда больше можешь никуда не летать.

— Ещё минимум один рейс.

— Собачий порт и «Особый старательский»? — понимающе протянула Катрин. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, только слабость немного.

— Это пройдёт, — улыбнулась Катрин.

— А как Сан-Хосе? И Мацумото — он же тоже был в госпитале?

— Наш профессор без изменений, — врач развела руками. — Новое сердце на корабле мы ему не пересадим и не вырастим. А японец уже на ногах. Позвать его?

— Не сейчас. Я устала, хочу помыться и переодеться, прежде чем принимать гостей, — Таня хихикнула, вспомнив последнюю встречу с японцем.

— Хорошо. Отдыхай, не буду больше тебе мешать. После ужина зайдёт кэп. И Хава Брох рвётся поговорить. Остальных — завтра, — Катрин понимающе глянула на девушку и вышла. Дверь палаты закрылась автоматически.

Облегчённо вздохнув, Таня спустила ноги с постели, коснулась босыми пятками прохладного пола, поднялась, держась за спинку кровати. Ходить получилось неплохо, голова не кружилась, и слабость прошла после тёплого душа. И пушистая розовая пижама ждала в тумбочке и любимый сериал про доктора Спока и космический госпиталь подмигивал из Ай-телика и даже шарик комма нашёлся — обо всём позаботились. Болеть оказалось приятно — только сейчас, уютно устроившись на мягкой кровати, Таня ощутила, до чего же она устала. Пауза пришлась как нельзя кстати — осмыслить полученную информацию, попробовать понять — что же всё-таки хотят от грешной жизни мохнатые гусеницы, как они думают и о чём. Мечтают ли андроиды об электроовцах? Комм вякнул и тут же мигнул огонёк на двери.

— Входи.

Мацумото не изменился, только щёки запали и лицо слегка похудело, отчего улыбка японца казалась какой-то детской.

— С возвращением, Таня-тян.

— Рада видеть тебя.

— Слышал о твоей находке. Ты герой.

— Это мне уже говорили. Как ноги?

— Как новенькие.

В палате повисло молчание, грузное и неловкое. Мацумото смотрел на Таню, не отрываясь. Она поддёрнула одеяло выше, накрутила на палец кончик косы, отвела взгляд. То, что казалось простым и ясным в катере или пещере, вдруг стало до невозможности стыдным, даже опасным. Таня словно в первый раз увидела японца — жаркие чёрные глаза и морщинки-лучики возле них, сжатые губы, короткие пальцы с белёсыми ногтями, синюю татуировку вокруг запястья. Она ощутила его запах — дыхание мяты, лёгкий одеколон, какая-то химическая горчинка, терпкий и резкий пот. И почувствовала, что Мацумото обрадовался её возвращению — сильней, чем она ожидала.