Подготовка заговора против Брауншвейгской фамилии (Браки Романовых)

Из этого письма Мардефельда следует, что несмотря на известную зависимость Елизаветы от Лестока, как одного из главных участников заговора, она не ответила на его притязания, хотя легкость нрава цесаревны подавала лейб-медику основательные к тому надежды. И все же любовь к Разумовскому и желание помочь ему как можно быстрее, оказались сильнее плотской чувственности, постоянно обуревавшей Елизавету.

Можно полагать также и то, что в это время на первое место у цесаревны выступили вполне понятные политические амбиции и мотивы, раньше стоявшие на отдалении.

А теперь экстремальные обстоятельства, при которых неотвратимой реальностью могли стать и тюрьма и плаха, все чаще заставляли Елизавету вспоминать, что она - не кто-нибудь, а дочь всемирно прославленного первого Всероссийского императора. И потому, делая вид, что грязная политика ее не касается, что вся она поглощена любовью и удовольствиями, молодая женщина пела, плясала, охотилась и кутила, едва ли не больше любой из своих предшественниц.

Так и проходила жизнь родной дочери Петра Великого и при племяннике ее Петре II, и при кузине Анне Ивановне, и при формальном императоре Иване VI, ее внучатом племяннике, который ее отцу-императору Петру Великому, был и вовсе десятая вода на киселе. А уж о регенте Бироне и вообще говорить не приходилось: был он - теткин сожитель, хахаль, как говаривал казак Разумовский. А Елизавета Петровна почти никому не говорила, да зато ни на минуту не забывала, чья она дочь, и, конечно же, знала, что и многие в России помнят о том, и вместе с нею свято верят, что ее права на российский императорский трон единственно законные и самые из всех основательные.

Так наступила ночь с 24 на 25 ноября 1741 года - ночь очередного дворцового переворота, когда волею судьбы рядом с цесаревной оказались: врач - француз Арман Лесток, русский аристократ, камер-юнкер Михаил Воронцов, мелкий служитель из Академии наук - немец Карл Шварц и рядовой Преображенского полка, крещенный еврей Петр Грюнштейн.

Познакомьтесь поближе с главными заговорщиками

Так как именно этот квартет сыграл главную партию в грядущем перевороте, имеет смысл познакомиться с каждым из новых героев поподробнее.

Об Армане Лестоке мы уже знаем.

Что же касается Михаила Илларионовича Воронцова, то здесь дело обстояло следующим образом. Михаил Воронцов был камер-юнкером Елизаветы с четырнадцати лет. Он пользовался расположением цесаревны еще и потому, что в трудных для нее финансовых обстоятельствах, ссужал деньги, которые давал ему старший брат - Роман Воронцов, женатый на богатой купчихе Марфе Ивановне Сурминой. Эта сторона отношений была скрыта от непосвященных и придавала им оттенок дружеской доверительности, которая впоследствии переросла в прочное доверие, позволившее ввести Михаила Воронцова в круг главных участников переворота.

Третий участник заговора - Христофор-Якоб, на русский манер Карл Иванович - Шварц был вначале трубачом в Семеновском полку, но из-за скудости заработка, играл еще и на свадьбах и похоронах, безуспешно пытаясь стать дворцовым музыкантом.

Не добившись успеха в Петербурге, Шварц решил поправить свои дела в чужих краях и добился назначения в русскую дипломатическую миссию, отправлявшуюся в Китай. Эта миссия готовилась еще при жизни Петра I, но начало ее деятельности относится к осени 1725 года. Автор намерен более подробно чем других участников заговора осветить деятельность Карла Шварца, потому что он не привлекал еще внимания наших историков и оставался до сих пор в тени забвения.

Итак, на подмостках истории Шварц появился тогда, когда рядом с ним оказался Савва Лукич Владиславич Рагузинский - "действительный статский советник, чрезвычайный посланник и полномочный министр, иллирический граф".

Савва Рагузинский перед отъездом в Китай 1 сентября 1725 года подал в Государственную Коллегию иностранных дел "доношение", в коем просил включить в состав уезжающих с ним в Китай людей и четырех музыкантов - двух валторнистов и двух трубачей. Среди этих музыкантов значился и трубач Семеновского полка Христофор Шварц. Эти музыканты, по-видимому, умели играть и на других инструментах, потому что посол запросил дать им скрипки, виолончель, флейты, гобон и др. Из последующих донесений Владиславича мы узнаем, что Христофор Якоб Шварц исполнял роль не только трубача, но был еще, - а, может быть, прежде всего, - и на роли инженера. "Шварц, - писал Владиславич, - в Швеции инженерству учился и в практике фортецы (фортеции т. е. крепости, - В. Б.) строил, хотя ныне и трубачем при мне обретается". Когда посольство доехало до Селенги, Шилки и Амура, Шварц после долгих поисков нашел отличное место для строительства двух новых крепостей Селенгинской и Нерчинской, а после того составил и чертежи для их строительства. Владиславич сообщал также, что Шварц, с его слов "при швецких и дацких войсках в инженерном деле служил, и сказывает, что такому делу из младенчества обучался".