Подиум

– Сейчас тоже ей принадлежит. Правда, по слухам, сыновья покойного муженька наседают, проходу не дают. Но я уверена, что Ида отобьется. Она только с виду кажется такой глуповатой и наивной. Будь спокойна: если во что-то вцепится, то это намертво! И такого себе красавчика шофера завела… – Тамара завела глаза. – Водитель, охранник и, думаю, еще кое-какие обязанности при ней исполняет… Ты бы ее видела год назад: черная юбочка, белая блузка, посмотришь – скромница, сил нет. А сейчас? Я уже заметила: эти дамы с периферии почище любой столичной штучки мужика скрутят…

Тамара протянула руку к бутылке и наполнила свой опустевший бокал. Катя, чтобы поддержать компанию, тоже сделала небольшой глоток.

– В горле пересохло, – пояснила Тамара. – Не сильно удивлюсь, если выяснится, что смерть Михаила Садчикова – дело рук мадам. Мужа – на кладбище, а сама заняла его место в бизнесе. Говорят, на другой же день в его кресло села. Бизнес-вумен, только не начинающая, а получившая после гибели мужа приличный стартовый капиталец. Вот так-то! Не верю я в эти наивные, глуповатые провинциальные лица… Еще про нее говорят, что слаба на передок: кобелей меняет как перчатки.

– А как же любовник-шофер?

Тамара снисходительно улыбнулась Катиной наивности:

– Одно другому не мешает.

– А кроме "Торгового дома", чем она еще владеет?

– Фабрикой "Русская вышивка". Есть и еще под ней какие-то фирмы, точно не знаю какие. Покойный супруг был мужик с головой, ни одного выгодного дельца не упускал. Видала, как Ида с главной редакторшей скорешилась? Это неспроста. Вот эти три дамочки – наша Нинок, Хрусталева и Садчикова, – если споются, всех уроют. Гремучая смесь! Только у главной редакторши и у Пономаревой все на лице написано, а у мадам Садчиковой – нет. Уставится круглыми наив-ными глазами – ну такая милашка: сил нет! Тут все друг на друге завязаны, поняла?.. – Язык у Тамары уже стал слегка заплетаться, однако она опять плеснула вина в свой бокал. – Реклама, торговля, Дом моды – не поймешь, кто кому какие услуги оказывает. А Элла – она баба будь здоров, пьет как лошадь, ей ведро надо ставить… – Тамара громко захохотала. – Только есть тут один ню-ансик. – Она с запинкой выговорила последнее слово.

– Какой?

– А-а, интересно стало! – поддразнила она Катю. И, наклонившись к уху Царевой, тихо сказала:

– Между нами, по секрету, ясно? Хрусталева, говорят, мужиков не любит.

Только сейчас Катя заметила, что Тамара совсем опьянела. Ее царственная красота куда-то исчезла, движения стали неверными. Впрочем, по сравнению с Наденькой она казалась почти трезвой.

Нина Ивановна, окинув взглядом зал, при виде вдрызг пьяной Наденьки скривилась: "Опять нажралась, как грязь! Все люди как люди, а эта… – Она выругалась про себя. – Хотя, с другой стороны, вокруг пьяной Наденьки вертится как раз нужный (ей, Пономаревой) человек… Черт с ней, пусть надирается, с нее не убудет".

Пономарева увидела, как томно закатывает глаза другая моделька, Лора: "Готова девочка! А это что за веселый мужичок вокруг нее прыгает? – Пономарева поджала губы. – И откуда они берутся, такие хлыщи!"

Сама Нина Ивановна только пригубливала спиртное: ей следовало быть в курсе всего, что происходило… Это кто-то может себе позволить расслабиться, а она – нет: все надо держать под контролем!

Понамарева заметила, как Зинка Кудрявцева вертела задницей возле пожилого господина в темно-сером костюме… Эта-то коза старая куда лезет? Есть девки и помоложе! Все успокоиться не может. Как там раньше говорили: задрав штаны, бежать за комсомолом?

– Сорок пять – баба ягодка опять! – услышала Нина Ивановна Зинкин голос.

Пожилой господин не возражал. Он что-то тихо говорил на ухо Кудрявцевой, и та весело смеялась.

– Ягодка пожухлая… – пробурчала себе под нос Пономарева.

…Какие сорок пять! На пенсию бабе пора. Как говорят, старее Ивана Грозного – а все норовит мужика на себя затащить. И, видать, зацепила господина: вон как ей за пазуху заглядывает! Каждому свое. Может, на молодую у него здоровья не хватает, вот и прислоняется к кому попроще, лишь бы в руках подержали…

Нина Ивановна сейчас даже позавидовала Зинке: ни забот, ни хлопот, только и дел, что о себе позаботиться. А тут оглянуться некогда. Сыну наплевать и на нее, и на ее дела. Сидит у матери на шее, никакой самостоятельности. Муж… На старости лет себе ярмо на шею повесила. Двоюродная сестрица, Марья Алексеевна, так ей и сказала. Да хрен с ней, с Машкой, она всю жизнь, как клуша, в ручницах просидела. Один свет в окошке – любимый зятек с дочерью да муж-пьяница. "Пьяница, да не гуляет! – бухнула ей в глаза Марья Алексеевна. – А твой холеный кобель лишь о том думает, как на чужую бабу залезть".

Пономарева тогда зубами заскрипела… Но ведь это правда. И крыть нечем. Ничего, пока она в силе, никуда муженек от нее не денется! Увы, немало хлопот доставляет ей и сыночек, Боренька.