Подкаблучник

- Ну, что, вздрогнули? - вывела ее из задумчивости Маруська. - Чтоб у нас все было, и чтоб нам за это ничего не было!

Лида нехотя улыбнулась и выпила.

К восьми утра, когда "Рябиновой" осталось на донышке, она уже привычно горлопанила:

- Вот где он шляется, паразит?! Под какими юбками шарит?!

- Да спит он давно! - урезонивала ее Антонючка. - Десятый сон досматривает!

- А жену с Новым годом поздравить не надо?! - ярилась Лида. - Вить знает же, гад, где искать!

- А че тебя искать? - усмешливо - невинно таращилась Маруська. Подумаешь, пропажа! Может, он еще не соскучился!

Даже сквозь затуманенные "Рябиновой" мозги, Лида почувствовала в словах соседки некоторую пакостность, но слезть с объезженного конька уже не могла. Таким обидным показалось ей невнимание супруга, в такие горькие дребезги разбилась тайная мечта об обезумевшем от страха и беспокойства Толике, что комок застрял в горле и противно - предслезно - защипало в носу.

- Ну, и черт с ним! - она так бухнула кулаком по столу, что подпрыгнули вилки, а Маруська недовольно переставила на буфет хрупкие бокалы. - Он не соскучился, а я - и подавно!

Лида допила свою рюмку и стала решительно раздеваться.

- Ты че, стриптизируешь? - не поняла Маруська.

- Сегодня буду спать у тебя, - Лида с деревенской бережностью стягивала дорогие колготки. - Пусть покрутится!

- А долго? - обеспокоилась Маруська. - Ко мне могут гости прийти

"Гости" как множество - была явная гипербола. Проще говоря, перебор. Гость у Маруськи был один - приемщик стеклотары Гриша. Захаживал он нечасто и задерживался ненадолго - до утра. Но Маруська не уставала расписывать Лиде его замечательные мужские и человеческие достоинства. И такой уж он вежливый - прям через слово говорит "извиняюсь"! И ласковый - не лезет, как пьяный кабан, а всегда с уговорами! И заботливый - в прошлый раз такую селедочку принес, что любо-дорого! О том, что "заботливый" Гриша сам же эту селедочку и стрескал под ее, личную, бутылку "Столичной", Антонючка политично умалчивала.

- Не боись! - ухмыльнулась Лида. - Успеешь бутылки сдать! Не помешаю!..

...Проснулись подруги, когда за окном синело. Лида даже сразу не разобрала - то ли спала совсем чуть, то ли уже вечер. Оказалось, вечер. Половина шестого. Маруська, бледная и лохматая, покашливая поплелась в ванную и застряла там надолго.

- Ты чего, потопла? - не выдержала Лида. - Дай мне хоть ополоснуться, а то такую лахудру дома не примут!..

Обида на Толика во сне начисто улетучилась, и Лида предвкушала, как после утомительной новогодней ночи, она мирно посидит у телевизора в чисто прибранной квартире, попьет чайку с тортом под знакомый шелест мужниных газеток и часов в девять уляжется в собственную постель, по которой успела соскучиться.

Маруська вышла из ванной прибранная, но не посвежевшая. Намазанные глаза и губы только подчеркивали нездоровую бледность кожи и мешочки отеков под глазами.

- Мамочки! - охнула Лида. - Что ж это, и я - такая красавица? - она рванулась к зеркалу.

- Не, - покривилась Маруська. - Ты еще лучше...

В Антонючкиных словах не было снисходительности, как не было деликатности в Лидином восклицании, а потому развивать эту тему не имело смысла - только полаешься. Лида быстро умылась холодной водой, вытерлась вафельным полотенцем и почувствовала, как к щекам прилила кровь. Волосы, жесткие от обилия лака, она разодрала щеткой и, поскольку они все равно топырились, как старая солома на крыше, затянула на затылке резиночкой. Не церемонясь (твое, мое - соседское!), намазала шелушащуюся после мыла и холодной воды кожу Маруськиным кремом, припудрила ее же пудрой и осталась довольна: не красавица, конечно, а будто и не гуляла всю ночь - такая, как и вчера. Да и платье, аккуратно развешенное на спинке стула, не замялось и выглядело по-прежнему празднично.

- Ну, я пошла? - она подхватила пальто и, ленясь надевать, неловко зашарила в кармане в поисках ключа.

- Ты че, думаешь не откроет? - кольнула напоследок подруга

- Может, спит еще, - рассеянно ответила Лида, но в душу ее внезапно закралась какая-то неуверенность и робость. Чтобы отогнать непривычные ощущения, она тряхнула куцым хвостиком на затылке и предложила, - Ты вот что... Если Гришка не явится, давай к нам. Чаи погоняем. Знаешь, какие чаи мой заваривает? Закачаешься!

- Сама качайся! - отмахнулась Антонючка. - А у меня по плану - медовый вечер! - и подмигнула Лиде Малафеевой вполне блудливо.

Возле обитой коричневым дерматином двери Лида помедлила, взвешивая, что лучше: позвонить нагло, сердито или открыть своим ключом и весело крикнуть, как в тех красивых фильмах - "Дорогой! Я дома!" Но решив, что "дорогой" это уж слишком, просто отрыла дверь и тихо просочилась в переднюю. В квартире было темно. Привычно найдя кухонный выключатель, Лида зажмурилась от явившегося ее взору безобразия: стол был завален грязной посудой, очистками и объедками. На блюде, среди завядшей петрушки и листиков салата, мерзла утка-инвалид без ножек, а в салате-оливье торчал разбухший окурок.