Подкаменный змей (СИ)

Штольман ограничился неизменным:

- Ja.

Анна только кивнула. Что такое этнография, она представляла смутно. Её интересовало, что случилось с мальчиком.

Андрей Дмитриевич вздохнул с лёгким оттенком иронии:

- В бытность свою приват-доцентом Петербургского университета я часто мечтал о путешествиях. Кто бы знал, как моя мечта осуществится?

Анна считала вопрос, появившийся на лице у мужа, и поспешила озвучить его сама:

- А что с вами случилось?

- Банальная история, Анна Викторовна, совсем обычная для наших времён. Три года назад группу студентов нашего университета арестовали за революционную деятельность. Кажется, они собирались повторить деяние «первомартовцев». Я встречался с некоторыми из них в филологическом кружке профессора Миллера. Студентов повесили по приговору Особого присутствия Правительствующего Сената, а меня сослали в Усть-Горск – за то, что не донёс. Можно сказать, что легко отделался.

Женщина бросила торопливый взгляд на своего полицейского и не дала разгореться политическому спору:

- Но вы обещали рассказать нам о Змее.

- Да, да, конечно, - рассеянно вздохнул Андрей Дмитриевич. – Простите, душенька Анна Викторовна!

Анна с облегчением выдохнула. Саркастические складки на лице мужа прорезались глубже, но зубы в улыбке не блеснули. Была у него такая в арсенале – совершенно обворожительная – для тех, кто ему крайне неприятен, но почему-то нужен в данный момент. Кажется, господина Кричевского он к этой категории пока не отнёс.

- Так вот, Змей, - продолжил бывший приват-доцент. – Это одно из сказаний алтайских каменщиков, правда, возникшее, что интересно, совсем недавно.

- Каменщиков? – переспросил Штольман. – Вы имеете в виду масонов?

Немецкий акцент он напрочь потерял в порыве любопытства.

Кричевский, впрочем, его оплошности не заметил.

- О, нет! – улыбнулся он своей детской улыбкой. – Алтайские каменщики – это совсем другое дело. Вы позволите небольшой экскурс в историю этих мест? – поскольку никто не возражал, он продолжил. – Местное население очень пестро. Кроме служилых казаков, строевых солдат гарнизона и кочевых киргиз, имеются также потомственные горнорабочие Колывано-Воскресенских рудников – они называют себя бергалами. Южный Алтай – край рудный. А ещё – таёжный, богатый пушным зверем. Реки необыкновенно чистые, изобилуют рыбой. Когда живёшь в Центральной России, Сибирь кажется чем-то чудовищным и неприютным, но это совсем не так. Она прекрасна в своём роде. И это богатство, изобилие и волю еще в прошлом столетии оценили те, кто хотел уйти от недрёманного ока властей. В алтайскую тайгу стекались староверы с Керженца, их с тех пор так и зовут кержаками. Мужики бежали от крепостной неволи. Этот благословенный край они считали Беловодьем. Власти много раз пытались их ловить, но они оказывали сопротивление, уходя всё дальше вверх по Каменю – так они называют реку Бухтарму. В конце концов, их вольности признали, дозволив платить ясак пушниной, как инородцам. Прозываются они алтайскими каменщиками.

- А что же Змей? – напомнила Анна Викторовна.

- Да, Змей! Среди прочих сказаний алтайских каменщиков это стоит особняком. Начать с того, что услышали его лишь несколько лет назад. Кажется, притекло оно к нам откуда-то с севера, с Бии или Катуни. И циркулирует не в среде бергалов, а среди совсем уже пропащего люда – варнаков, беглых с каторги, лихих людей. Будто бы Змей живёт в тайге в верховьях Каменя и благоволит тем, кто моет золото. Ну, как благоволит? Ко всем прочим Змей жесток, убивая их на расстоянии смертоносным ядом. Но если найдётся человек, который не убоится смерти, дойдёт до самого края жизни, то его-то Змей вознаградит чистым золотом. А заодно и здоровье вернёт.

- Странная сказка, - задумчиво сказал Штольман.

- Более чем! – горячо поддержал его Кричевский. – И знаете, в чём тут дело? В том, что люди и впрямь погибают. Варнаки не в счёт. Давеча мальчонка в таёжной деревне умер, будто бы от Змеиного яда. Люди волнуются. Но теперь я намерен расследовать это тщательнейшим образом, что бы ни говорил на этот счёт господин урядник. Я уверен, что в каждом сказании скрыто зерно истины, как бы невероятно это ни казалось.

- Я тоже так думаю, - пробурчал бывший затонский следователь.

Кричевский ему приветливо улыбнулся:

- Вот видите! Теперь нас уже двое. Или трое? – он лукаво покосился на молодую женщину. – Анна Викторовна?

Анна рассеянно кивнула. Ей просто необходимо было переговорить с Яковом наедине. Она торопливо встала.

- Простите, господа, здесь душно. Я пойду на воздух.

- А я, с вашего позволения, лягу спать, - радостно сообщил Андрей Дмитриевич. – Пока господин Егорьев не вернулся. Очень мне интересно будет видеть, как он взбирается на верхнюю койку после штофа водки с капитаном!

На корме было даже прохладно. Солнце село, но закат ещё серебрился светлой полосой, позволяя видеть плывущие мимо скалистые берега, поросшие редкими, причудливо изогнутыми соснами. Край, и впрямь, очень красивый – здесь она согласна с господином Кричевским.

Когда уже Яков придёт?