У него мягкий взгляд, будто он обнаружил раненого щеночка, о котором нужно заботиться, и мне это не нравится. Отнимаю руку и медленно поднимаюсь. Бен тянется ко мне, чтобы убедиться, что я ровно стою, но больше меня не трогает.
Я отворачиваюсь.
– Я возвращаюсь в машину.
Глава 24
Бен не отвозит меня обратно в отель.
Я не сразу понимаю, где мы находимся, но потом он поворачивает на дорогу, и впереди появляется крошечный домик. Бен замедляется, из дома выходит бабушка и упирает руки в бока.
– Почему мы здесь? – спрашиваю я.
Он отстегивает свой ремень.
– Мне не хотелось оставлять тебя одну после этого, а твои родители – придурки.
– Ну что ты, Бен, не приукрашивай для меня…
Он бросает на меня взгляд, как бы говоря: «Ты же знаешь, что это правда», и мне даже хочется засмеяться. Противно от того, насколько меня забавляет, что он считает моих родителей придурками.
Мне нужно выпить. К счастью, мы приехали куда надо.
– Я написал Беверли, она сказала приезжать к ней.
Я выхожу из машины следом за ним, размышляя о том, насколько часто Бен переписывается с моей бабушкой и сколько раз он бывал у нее дома. Он знает, что мои родители придурки, и водит дружбу с моей бабушкой. Он знает намного больше, чем мне когда-либо хотелось.
«Если убьем твоего мужа – это будет наш секрет, – шепчет Савви. – Но тогда ты от меня не отвяжешься. Нельзя бросить подругу после того, как вы вместе совершаете преступление».
Бабушка грозит Бену пальцем.
– А я говорила.
Он поднимает руки, как бы защищаясь.
– Я знаю.
Плетусь к бабушке. Ноги кажутся такими тяжелыми.
– Что ты ему говорила?
– Что ты не такой крепкий орешек, каким кажешься.
Сегодня она в белом платье с желтыми ромашками, с красно-коричневым пятном на груди, скорее всего, от красного вина, но моя первая мысль – это кровь. Савви у меня в голове хихикает.
– Ну хватит. – Пытаюсь показаться оскорбленной, но звучу лишь уставшей.
– Ты сегодня ела что-то, кроме сахара? – спрашивает бабушка, будто мне десять.
Раздумываю над вопросом.
– Не особо.
– Заходи. Какую пиццу любишь, Бен?
Час спустя, когда мой живот набит пиццей с колбасой и грибами, мир снова кажется нормальным. Бабушка сделала мне водку с тоником, и приятное легкое опьянение – единственное, из-за чего я сейчас не сгораю со стыда от того, что упала в обморок перед Беном.
Мы сидим в поскрипывающих пластиковых стульях на крыльце, где вентилятор спасает нас от жаркого воздуха, и смотрим на закат. Бабушка выходит из дома с двумя стаканами. Один она протягивает Бену.
– Тебе хоть удается что-то писать между делом? – Это вопрос ко мне. Бабушка садится, поднимая ноги на потрепанную плетеную оттоманку, и потягивает свой напиток.
– Не особо. Как-то не хочется сейчас писать о счастливых влюбленных…
– Но у тебя это так хорошо получается! – Она тянется к Бену и хлопает его по плечу. – Правда же?
– Правда. – Бен бросает мне полуулыбку. Он уже на втором стакане (а алкоголь бабушка всегда наливает щедро), вытянул ноги вперед, его крутой микрофон забыт в машине. Я никогда не видела его таким расслабленным и не могу не задаться вопросом – как часто он тут бывал?
– Я, кстати, дурочку сыграла, когда он меня про книги спросил, – говорит бабушка. – Но он сказал, что вы это уже обсудили.
– Знаю… – Я вздыхаю. – Рано или поздно это должно было раскрыться.
– Бен обещал, что ничего никому не скажет!
– Не скажу, – быстро вставляет он.
– Да, но если он это выяснил, другие тоже могут. А теперь все внимание снова на мне. – Бросаю раздраженный взгляд на Бена, но он меня игнорирует.
– Может быть… – Она немного молчит. – Надеюсь, у людей старше двадцати реально такой секс, как у тебя в книгах.
Бен смеется, не проглотив, и закрывает рот рукой, откашливаясь.
– Мы так всё в себе подавляли, когда нам было двадцать, – продолжает бабушка. – Знали только, что нужно выйти за первого придурка, кто предложит.
– Дедушка был первым придурком, кто предложил?
– Да.
– А…
Почти не помню его – он умер, когда я была маленькой, – но, судя по тому, что бабушка никогда о нем не говорит, по нему особо не скучают.
– Мир тогда был весьма опасным для женщин, – говорит она.
– Мы находимся в компании человека, расследующего убийства женщин, так что не сказала бы, что он безопасен сейчас.
– Да, конечно, – отмахивается бабушка. – Но я не про то. Я бы ни за что не оставила мужа и не переехала одна в Лос-Анджелес, как ты. Я должна была выйти замуж и замужем оставаться, чтобы меня было кому защищать. Меня полагалось передать от отца сразу к мужу, а иначе со мной могло произойти что-то ужасное. – Она делает большой глоток. – Моя жизнь изменилась в лучшую сторону, когда обоих этих мужчин не стало. Мужчины на самом деле нас не защищают. Они защищают только себя или друг друга. Единственное, от чего мужчины меня защитили, – так это от счастья.
– Мощно, – бормочет Бен себе под нос.
– Слишком честно для тебя, Бен? – спрашиваю я.
– От вас, Беверли, я другого и не ждал. – Он одаривает бабушку искренне теплой улыбкой.
– Не скажу, что ты один из хороших, но все-таки ты ничего, – говорит бабушка.
Бен смеется. Его смех заливает тихое крыльцо.