Подходящая пара

— Сказать тебе, что сделал твой отчим, Абигайль? — обманчиво ровным голосом спросил ее Мартин. — Или ты уже знаешь об этом?

— Он сказал, что нашел ей другую работу… — Абби замолчала, заметив презрительную усмешку на его губах.

— Он лгал. Ты ведь знала, что ей не предложили другую работу, не так ли? — спросил Мартин строго.

— А что я могла сделать? — стала оправдываться она. — Создать для нее работу? Мне ведь было всего восемнадцать лет. Кроме того, я…

— Твоя гордость была уязвлена, потому что я ушел от тебя? Да? Таким образом получается, что моя мать заслужила то, что она получила?

Ну, может, на какую-то ничтожную долю — да, подумала Абигайль. Но не более.

— Я всегда любила и уважала твою мать, — сказала она вслух.

— Как жаль, что Хэмфри думал иначе, — саркастически заметил Мартин. — Моя мать не сделала ничего плохого. Она много лет работала на твоего отчима как ломовая лошадь. И в благодарность он не только вышвырнул ее на улицу, но и отказался дать ей рекомендательное письмо.

Абигайль почувствовала неприятный укол совести — ей было стыдно за отчима. Она не знала, заметил ли муж ее реакцию, но он вдруг резко поднялся, повернувшись к ней спиной. Абби видела, как напряглись его плечи, с каким трудом ему удается держать свои эмоции под контролем. Она поняла, что сейчас творится в душе ее мужа, который очень редко демонстрировал свои истинные чувства.

Ей вдруг захотелось — совершенно неосознанно — подойти к нему, обнять за плечи и погладить его по волосам, по щеке, как она часто делала в прошлом. Абби понимала, что изменившемуся Мартину это может не понравиться.

— Что с ней было потом? — спросила она.

Голос мужа снова зазвучал спокойно. Сдержанный, невозмутимый, деловой тон.

— Что обычно происходит с одинокими женщинами, когда они достигают среднего возраста и вынуждены начинать все сначала? Я давал ей кое-какие деньги, заработанные по случаю физической работой, которую ты так презирала. Но в конце концов она была вынуждена согласиться на государственную помощь по безработице. Будучи гордым человеком, мать с трудом мирилась с этим подаянием, — сказал Мартин, разговаривая как бы сам с собой. — Через какое-то время она нашла себе работу, тоже в большом поместье. Такие работящие женщины, как моя мать, всегда находят себе занятие. — Глаза Мартина отливали стальным блеском. — Но это было уже не то. Она никого не знала там и была уже не в том возрасте, чтобы заводить новых друзей. К тому же я уехал в Австралию. У нее в итоге пропал интерес к жизни. Если прибавить к этому плохое питание, экономию на отоплении и так далее, то ничего удивительного в том, что через два года наступил конец. Она умерла от сердечного приступа.

— О, Мартин, мне очень жаль, — тихо сказала Абби.

Он обернулся к ней, его голубые глаза были полны муки.

— Правда? — хрипло спросил Мартин.

Она почувствовала горечь и обвинение, прозвучавшие в его вопросе.

— Боже мой, Мартин, неужели ты винишь меня в смерти твоей матери? — спросила шокированная женщина. — Ты поэтому заварил сегодня всю эту кашу?

— Я сам не знаю, в чем я тебя обвиняю! — сердито проговорил он. — Может, в том, что, несмотря на прошедшие годы, я все еще хочу тебя!

Абигайль стояла ошеломленная. Он грубо схватил ее, рывком поднял с дивана и заключил в объятия в диком, неконтролируемом порыве. Он целовал ее с какой-то первобытной, животной страстью — точно так же, как это было в самый первый раз.

Его горячие губы впились в рот Абби, мгновенно воспламенив ее кровь. Мартин целовал ее с ожесточенной, требовательной настойчивостью, не встречая со стороны жены никакого сопротивления. В этот момент она понимала, что муж наказывает ее таким образом, и почти с радостью приветствовала эту кару. Она целовала Мартина в ответ, так же выплескивая в своих поцелуях накопившуюся горечь. В минуту этого бешеного взрыва страстей они не задумывались над тем, что пытаются сделать друг другу больно своими грубыми, жестокими поцелуями. Они не понимали, что с каждым новым, наполненным бурной страстью поцелуем они лишь еще больше втягиваются в горячую сексуальную борьбу, у которой может быть только один конец.

Мартин на секунду оторвался от ее губ и хрипло прошептал:

— Да, я хочу тебя! Ты, как похотливая сука, продолжаешь возбуждать во мне эту животную страсть, несмотря на то что я презираю себя за эту слабость.

Руки Мартина опустились по спине Абби к ее ягодицам, плотно обтянутым черным бархатом платья. Он ладонями больно и грубо прижал ее бедра к себе, невесело рассмеявшись своему жесту.

— О да, Абби, я хочу сорвать с тебя это красивое, маленькое платьице, — приглушенным голосом произнес Мартин. Неприкрытое желание, прозвучавшее в его затуманенных страстью словах, снова вызывало жар в крови Абигайль. — Я хочу посмотреть на тебя в твоих черных тонких чулках и трусиках. Ты должна показать их мне и только мне. Ты хоть понимаешь это, Абби? Это должно быть предназначено только для моих глаз. И затем я начну медленно раздевать тебя — так, как ты это любишь.