Его вид, простая удобная одежда и широкий охотничий пояс, который вызвал бы неодобрение у элегантных денди, не соответствовали роскоши владений. Молодой человек был невысок, ниже среднего роста, легкого телосложения. У него были темно-каштановые немного волнистые волосы, которые придавали приятность его внешности, но не более. Хотя черты его были тонкими, цвет лица — бледным, а серые глаза выражали живость, вряд ли он мог вызвать особый интерес к своей особе. В его осанке не было той значительности и важности, которые выделяют человека в толпе. Однако в нем угадывалось хорошее воспитание, а в его манерах, если приглядеться, было заметно врожденное изящество. Но все же, — может быть, из-за возраста (ему было только двадцать четыре года) или из-за скромности характера, он производил впечатление простого непритязательного человека, избегающего какого-либо внимания к себе. Посетители, встретив его, с трудом верили, что молодой человек в охотничьей одежде — обладатель всего этого богатства и великолепия. Тем не менее, вот уже на протяжении двадцати четырех лет он являлся владельцем Сейл-Хауза, городской резиденции на Куерзон-стрит и восьми других усадеб — от Сомерсета до продуваемого всеми ветрами замка в Хайленде. Это был наиблагороднейший Адольф Джиллсти Верной Вейр, герцог Сейл и маркиз Ормесьи, граф Сейлский, барон Вейр Тэймский, барон Вейр Стовенский и барон Вейр Руффорский. Все эти высокие титулы принадлежали ему с рождения, ибо он был единственным выжившим ребенком своего отца, шестого герцога, и нежной несчастной леди, которая, родив двух мертвых детей и троих, которые умерли вскоре после рождения, произвела на свет семимесячного младенца, такого маленького и слабенького на вид, что было ясно — не пройдет и года, как он отправится к своим братьям и сестрам в семейный склеп. Но хороший выбор кормилицы, удивительная преданность няни, постоянный надзор врачей, строгие правила его дяди и опекуна лорда Лайонела Вейра, нежная забота его тети, — все помогло маленькому наследнику удачно преодолеть первые годы жизни. И хотя в детстве его слабый организм был подвержен простудам и с невероятной легкостью подхватывал любую инфекцию, он не только выжил, но и вырос абсолютно здоровым молодым человеком; хотя он не стал таким могучим, как его дяди и кузены, но был достаточно крепким, чтобы не подавать врачам повода для малейшего беспокойства. Семейный врач неоднократно подтверждал, что у маленького герцога организм гораздо крепче, чем можно было надеяться. Но это ничуть не охладило рвения любящих родственников и учителей, осыпавших герцога своими заботами. Уже прошло несколько лет с тех пор, как он в последний раз перенес легкое заболевание, но его окружение было убеждено, что достаточно любого дуновения ветерка — и здоровье герцога пошатнется.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что за ним постоянно следили. Как только он приблизился ко входу в восточном крыле и едва успел подняться на первую ступеньку лестницы, дверь перед ним широко распахнулась и целый ряд людей выстроился вдоль стенки, встречая его. Среди них был и дворецкий, дородный человек, всем своим видом показывавший, что если его сиятельство уронил себя, войдя в дом через боковую дверь, то никто не сможет заподозрить в нем и тени неодобрения этой эксцентричной выходки. Он поклонился вошедшему герцогу, и, заметив, что тот нес, помимо большого ружья, полный ягдташ, взглядом приказал лакею освободить хозяина от этой тяжести. Герцог позволил сделать это с еле заметной улыбкой и сказал, что сам вычистит стволы в оружейной комнате.
Главный хранитель взял ружье, хороший «Мантон», из рук лакея и укоризненно проговорил:
— Я сам позабочусь об этом, ваше сиятельство. Если бы я знал, что вашему сиятельству вздумается пойти на охоту, я бы послал за заряжающим и…
— Но мне не нужен заряжающий, — прервал его герцог.
Мистер Падбери сокрушенно покачал головой.
— И думаю, — добавил герцог, — что я могу сам — вы слышите меня, Падбери? — сам могу вычистить свои ружья.
Даже лакей был удивлен таким заявлением, но в иерархии слуг он был слишком незначительной фигурой, поэтому мог только позволить себе обменяться взглядом с другим лакеем, стоявшим рядом. Дворецкий, управляющий и хранитель, — все посмотрели на герцога с осуждением, а средних лет камердинер, осанистый и нарядный, воскликнул:
— Чистить свои ружья вашему сиятельству! Невозможно! Нет! К тому же осмелюсь заметить, ваше сиятельство, вы промокли насквозь в этой тоненькой курточке.
— О нет, — ответил герцог и, взглянув на своего заляпанного грязью спаниеля, добавил: — но вот Нелл нуждается в том, чтобы его хорошенько обтерли.
Герцога заверили, что это будет немедленно сделано. Хранитель сказал, что не станет терять зря времени и позаботится о мокром ружейном ложе. Управляющий, предварив свое заявление негромким покашливанием, сообщил хозяину, что о нем спрашивал милорд.