Первая мысль — скрыться. Но это будет похоже на бегство. И почему это я должна от него прятаться? Случайная и ничего не значащая встреча ни к чему не обязывает.
Может, он решил объясниться по поводу «сюрприза»? Ну что ж, это даже интересно. У самой, конечно, легкий мандраж. Встреча с прошлым всегда волнительна.
Соболев разворачивается и направляется мне навстречу. Меня поражает его вид. Какой-то поникший, словно пришибло его. Выхожу из машины с гордо поднятой головой: а вот она я какая. Внутри — шквал эмоций, снаружи — чисто даже не дружеский, а простой человеческий интерес.
Стас, поравнявшись со мной, глухо выдавливает из себя:
— Поговорить надо, — чувствуется, что ему тяжело дается этот шаг.
Я же, наоборот, с улыбкой заглядываю в коляску и с наигранной веселостью говорю:
— О, первоапрельский сюрпризик! Ну, приветик…
И умолкаю. Малыш спит. Поэтому мое бурное приветствие не совсем кстати.
— Я слушаю, — произношу уже спокойным независимым тоном, не глядя на Стаса.
Соболев замешкался. Тогда я беру инициативу в свои руки и приглашаю его пройти в дом.
— Тёмушку будить не хочется. Он только уснул. — Соболев с обожанием смотрит на сына.
— Так переноску можно и в гостиной на диван положить. Не стоять же нам посреди улицы.
Стас кивает в знак согласия. Чтобы не разбудить малыша, он осторожно заносит переноску. Пупсик даже не шелохнулся.
А у меня все трепещет внутри. Не знаю, как себя вести с бывшим. Но, досадуя на свое волнение, даю себе установку взять себя в руки. В конце-то концов, это он пришел ко мне, а не наоборот.
— Чай, кофе или покрепче? — опять ляпнула не то. Он ведь с ребенком, какое покрепче.
— Если можно, кофе. Только без сахара.
Его голос по-прежнему глухой, подавленный. А я не могу унять дрожь внутри себя. Мой услужливый мозг выдает картину из прошлого. Вот так же неожиданно мы впервые остались одни в моей съемной однокомнатной квартире.
Меня окатывает горячей волной. Сердце бьется в бешенном ритме.
Зря я пригласила его. Зачем? Чтобы позлорадствовать — смотри, мол, как я хорошо живу без тебя. Не плачу, не рыдаю, не бьюсь в истерике.
Завариваю кофе, руки дрожат. Глаза поднять на Стаса не решаюсь. Не узнаю его. Где прежняя уверенность в себе? Где обаяние и умение руководить ситуацией.
Сидит какой-то несчастный. О чем думает и зачем пришел? Так и хочется растормошить его, просто крикнуть — эй!
Словно услышав меня, он поднимает голову и смотрит мне в глаза. О, эти глаза! Темно-шоколадного цвета, в обрамлении черных пушистых ресниц. И эти чувственные губы…
«Стас, зараза! Я ведь излечилась. Я выздоровела. А тут опять ты нарисовался. Сгинь! Не провоцируй!» — это кричит мое женское естество, взбунтовавшееся от его присутствия.
— Милана, я пришел извиниться и объяснить недоразумение. Понимаешь, мы тогда с вечера повздорили с Юлей…
Слушаю молча и опустив глаза. Надо держать себя в рамках. Но при имени Юльки смотрю в упор на Соболева.
«Гад! Пришел бередить рану!»
— Не знаю, что на нее нашло, — продолжает Соболев. А я думаю о том, что мы со Стасом никогда не ссорились. Значит, понимали друг друга. Значит, любили. Зачем же он так со мной…
— Она в тот вечер заявила, что устала от бессонных ночей, от проблем с кашками, памперсами. А я вдруг заявил, что от тебя никогда не слышал жалоб на усталость, хотя ты успевала и по дому, и по работе. Тут она вообще взорвалась. Стала кричать, что хотела бы видеть, как ты ночами не спишь из-за плача Артёмки… — Стас помолчал и продолжил:
— А утром я проснулся — ни ее, ни Тёмы. На звонки не отвечает. Не знаю, как мне пришла в голову мысль, искать их у тебя. Правда, Юлю я так и не нашел. А про Тёмушку ты сама все знаешь.
— Ее что до сих пор нет дома?! — я решилась перебить его горькую исповедь, которую вначале слушала с некоторым даже злорадством. Стало жаль его по-человечески.
— Нет. Она так и не объявилась.
— А что же с ребенком? Ты сам с ним управляешься?
— Мне не привыкать. Последнее время она часто оставляла нас вдвоем. Говорила, что ей надо расслабиться. Я понимал, что ей тяжело с ребенком целыми днями. Отпускал одну. Теперь думаю, зря. Надо было нанять няню и сопровождать ее в клубы.
— Няню следовало взять с самого начала, чтобы не доводить жену до срыва, — я включила советчика. Но в принципе не понимала, как можно было не просто бросить ребенка и сбежать, а оставить его у моего порога.
— Стас! Но почему малыш оказался у меня?
— Она ревновала меня к тебе, — эти слова вызвали у меня горькую усмешку.
— Она случайно ничего не попутала? Наверное, это я могла ревновать, и у меня на то были достаточно веские основания.
— Не знаю, Милана.
— И как ты теперь?
— Вот пришлось взять отпуск дней на десять. Надеюсь за это время найти Юлю.
— В полицию заявил? Надо срочно подавать в розыск. Ведь с ней могло что угодно случиться.
— Конечно. Только пока безрезультатно.
Послышался плач малыша. Стас бросился к сыну. Я была поражена, насколько трепетно он относится к сынишке. Но еще более меня поразила история с мамой ребенка. Не могла разумная женщина вот так бросить младенца и сбежать. Вряд ли.