– Рано тебе привыкать. Ты ещё молодой, надо семью создать.
– Уже создавал. Всё было.
– Что это ты себя хоронишь? У меня тоже всё было, я – бабка, и то себя не хороню! Каждый день за жизнь цепляюсь. Вот, художницей стала на старости лет, может, ещё и замуж выйду, – и бабушка засмеялась беззубым ртом. – Возьмёшь меня замуж, Гавриил? – и дружный общий хохот разрушил привычную тишину дома. Накурившись, бабушка оглушила двух карасей рукоятью большого кухонного ножа, не моргнув глазом, отрезала им головы, почистила, посолила, поперчила, обваляла в муке и погрузила в кипящее масло. За ужином Гавриил нахваливал Зинаидину стряпню, а она – его золотые руки, умело вынимающие рыб из Киши. Слово-за слово, и за чаем рыбак рассказал про три желания.
– Это серьёзно, Гавриил, что просить будешь, – спросила бабушка?
– Нечего мне просить.
– Да ты что, никчемный ты человек! Сам Бог тебе рыбу послал с предложениями, а ты, дурья твоя голова, отказываешься! Если бы мне такая рыба выловилась – я у неё кистей, досок и масла бы попросила, вот тебе и три желания. И ты проси о простом, за сложное выкуп надо большой платить.
– Всё у меня есть, тёть Зин, нет ничего, чего-бы не было.
– В твоей жизни нет людей. И дела нет, ради которого ты мог бы пожертвовать всем. Будет у тебя дело, Гавриил – долго жить будешь, потому что человек живёт не для себя, а чтобы помочь кому-то или чему-то на свет появиться, чтобы служить. Человек на самом деле трудностей хочет, чтобы через это с любовью встречаться. А ты людей видишь только когда они к тебе за рыбой приходят. Ты прости меня, окаянную, толкаю тебя не понятно куда, хочу, чтобы ты счастлив был…. Но может, твоё счастье здесь посеяно, рядом с водой, и служение твоё – в стоянии, и счастье твоё – быть одному? Каждому своё. Вот тебе сейчас хорошо сидеть со мной за столом?
– Хорошо.
– А как было бы хорошо, если бы вместо старой бабки женщина сидела и с нежностью смотрела бы, и встречала бы, и провожала, и дом в порядке держала? И ребёночка, может, ещё родишь.
– Это слишком. Это не для меня.
– А что для тебя?
– Не знаю.
– Так узнай. Время до завтра есть ещё. Подумай. Нет, Гавриил, не создан ты для дикой жизни, вон как радуешься совместности. Даже я, старая, живности разной радуюсь, а уж человеку… как радоваться положено! Ты, Гавриил, приходи ко мне в гости, рыбки наловишь – и приходи, будем в следующий раз у меня кушать, и поговорить о чём найдём.
Испив две чашки чаю, Зинаида встрепенулась, засобиралась, обняла Гавриила и вышла на улицу. Вечерело. Вкусный воздух слоями оседал на землю и превращался в туман. Таинственные жители вечера роились над её головой в виде тучи мошек, и так сопровождали бабушку прямо до калитки, а когда скрипнула калитка и она переступила к себе, исчезли.
Вместе с Фёдором в Светкину жизнь вошла и поселилась лёгкость. Легкость обнаруживалась в теле, в мыслях и в действиях. Как-то спорилась у неё и домашняя работа, и приготовление еды. Изучив размеры Фёдоровой одежды, она навестила «Швейку» – так звали местные здешнее ателье. Женщины встретили Светку с любопытством, и с подлинным интересом выслушали рассказ о Фёдоре-Андрее. Такого у них в деревне ещё не случалось! Было разное, а такое… Когда вслух были произнесены размеры клиента, несколько пар рук выкопали из разноцветных стопок лёгкие летние клетчатые шорты, синюю футболку, чёрную футболку и футболку болотного цвета, которая привела Светку в особенный восторг. Сама она не любила ходить по магазинам, где продавали одежду, а когда всё же навещала магазин, из кучи набранного барахла она выбирала неизменные джинсы и майку.
– Слушайте, женщины, почему я не знала раньше, что вы так шьёте? А можно купить что-нибудь и себе? – и тут она увидела Юлю Свиридову, парящую в лёгком летнем платьице и ослепительно улыбающуюся. Юля была розовой, посвежевшей и вменяемой – куда только девалась её юродивость?
– Боже мой! Юля! Как ты изменилась!
– Отец умер, а мама… вместо меня сейчас на улицах.
– Можно я тебя потрогаю? – Светка дотронулась до хрупкого Юлькиного плеча и подумала о том, что бывают на свете чудеса, и мир не такой, каким мы его себе представляем, мы не знаем о нём, не знаем и друг о друге.
– Я всегда тобой восхищалась, сказала Юля, но боялась подойти, как больная собака. Я тебе подберу платье? – И Юля побежала к полкам. Раздался шелест лёгких материй – в её руках разворачивались разноцветные лоскуты, один ярче другого. Они обсматривались и укладывались обратно на полку, пока один из них сел на Светку идеально. Может, она и не носила платьев потому, что ни одно из них не сидело на ней хорошо? Это было шёлковое, синее, с вышитой чёрной каймой на подоле и возле шеи.
А Юля щебетала, упаковывала футболки, шорты, Светкины джинсы с майкой, передала привет родителям, желала здоровья…