Подкидыш, или Несколько дней лета

Валерий Петрович был женат на своей больнице. Такие врачи бывают и случаются. Он холил и лелеял больницу, выбивал для неё новую аппаратуру, открыл при больнице донорский центр, врачам и сёстрам перед принятием на работу устраивал кастинг и допрос. Порядок в больнице был идеальный: всё сверкало, на подоконниках и в кадушках зеленели цветы, в отделениях дежурные врачи действительно дежурили, сёстры не покидали своего ночного поста. Все говорили о Валерии, как о деспоте и диктаторе и все его боялись, а больница работала как хорошо отлаженный часовой механизм. Никаких сплетен и слухов о главвраче не ходило, потому что никакой личной жизни у него не было. Были попытки завязать отношения, но Валерий бежал от женщин в больницу, как чёрт от ладана. Никакие уговоры знакомых, никакие стенания матери о том, что надо продолжать род, не действовали. Для него отношения были лишней тратой времени и энергии, которую необходимо было отдать с пользой, а удовлетворять женские капризы было последним пунктом в тактическом и стратегическом плане главного врача. Женщины включались только в сиюминутный план. Валера был не романтик, скорее, практик. Он соединял в себе сильного зверя-одиночку и машину, которая не церемонилась со «своими». С больными же он был внимателен, снисходителен, улыбчив, добр и сострадателен. Он не пил и этим удивлял весь медперсонал больницы. Непьющий хирург – фигура обречённая. Непьющие хирурги долго не живут, да и пьющие…. Никто не знал, что творится за непроницаемым, неподвижным лицом Петровича. Оперировал Петрович много. Вёл больных, вёл дела, отслеживал работу каждой боевой единицы. На простую работу он брал по внешнему виду и увольнял при первом же косяке. На сложную – экзаменовал, и этот экзамен был практически не сдаваем, но и после, предстоял испытательный срок, где проверялись все качества молодого или немолодого врача: умение, навык, опыт, интуиция. Если бы знал молодой или немолодой врач на что подписывается, когда делал росчерк в трудовом договоре! Но почему-то эта строгость со временем людям начинала нравиться. И всё больше и больше им самим нравилось работать хорошо. Жил Петрович рядом с больницей, что ещё более осложняло бытие медперсонала. Имел домработницу, потому что любил приходить в чистый дом. Он уставал так, что мок в горячей ванне, ел на кухне приготовленную домработницей еду, ровно пять минут смотрел телевизор и засыпал мёртвым сном без сновидений. Странная пациентка Соня смутила его и вывела из равновесия. Он терпеть не мог женских слёз, но Сонины слёзы не вызывали у него раздражения или агрессии. Рядом с ней напряжение, регламент и самодисциплина теряли важность и силу. Бастионы, выстроенные Валерием Петровичем, рядом с Соней исчезали, и он оставался перед ней безоружным, не именитым, простым человеком. Это сбивало его. Собирался он только перед очередной операцией, но, исполнив врачебный долг, снова становился рассеянным и улыбчивым. Эта болезнь не лечилась в его больнице и не устранялась операбельным путём. Этот полёт продолжался ровно неделю и три дня – срок пребывания Сони в больнице, но и после исчезновения женщины радость осталась с ним. Он продолжал улыбаться, снисходить к нянечкам и санитаркам, а многим врачам даже прощал промахи. Что-то там у него в душе повернулось, продырявилось и проветрилось. Валерий Петрович впервые полноценно сошёл с ума. Пропал аппетит, всех обнимал, хвалил поварих за вкусный обед, желал удачи при расставании, на операциях пытался шутить и рассказывать анекдоты, чего не было никогда. Но болезнь развивалась, и следующей её фазой была тоска. Пришла бессонница и мысли о своей жизни, о матери, которая вместо того, чтобы гордиться сыном, причитала по-женски из-за его одиночества. Пришла откуда ни возьмись, маниакальная потребность в женщине, но не в любой женщине, а в Соне, жене сельского священника. А если бы была свободна Соня, полюбил бы он? А если свалится она к нему на голову неожиданно, не остынет ли он сразу, не сбежит ли опять? Валерий Петрович, привыкший к самодисциплине, и пришедшую любовь пытался смирить и надеть на неё ошейник, но ему становилось всё хуже. Он хотел человека, а вместе с этим желанием в его жизнь вошло всё то, от чего он бежал. Он стал очень остро чувствовать. Это было ужасно. Во время операций периодически случались смерти, или потом, в реабилитационный период человека не могли спасти, и он должен был сам оповещать родственников. Всё это ложилось на его плечи, а он не умел пить, после четвёртой рюмки ему становилось плохо до крайней степени омерзения к себе.

– Валерий Петрович! Там ложный вызов. Мы привезли женщину, хочет вас видеть. Сидит в приёмном уже четвёртый час.