– Вчера уехали, а я уже скучаю.
– Это хорошо.
– Что хорошего?
– Скучаешь, значит полюбила.
– Да… для своих детей всегда хочешь удивительной судьбы, но Антон всё равно меня поразил.
– Поживём – увидим.
– А Света? Она тебе открывается и что-то рассказывает, я ведь о ней ничего не знаю. Уедет тоже скоро и останемся мы одни.
– Подкинут кого-нибудь, правда Стёпа уже не придёт, – Иван Кузьмич плакал в темноте и не вытирал слёз.
– Как думаешь, он с Богом?
– С Богом. Все мы, Надя, с Богом.
– Как же мы теперь будем без него?
– Время всё залечит, Наденька, а Света… скучает она по Фёдору, но не показывает этого никому.
– Ваня, спасибо тебе.
– За что, Надюш?
– Как бы я жила, если бы тебя не встретила?
– Жила бы. Давай спать.
Надежде Васильевне не спалось. Она закрывала глаза и видела Антона и его жену, момент прощания, когда дети решили сбежать от родителей и остаться в деревне, а потом, плакали и висели на Васильевне и Кузьмиче… Почему-то память унесла её в небольшой красивый городок, где она родилась и где прошло её детство. Ей семь лет, она идёт по весенней улице. Сильный ветер дует ей в спину и почему-то одновременно в лицо. Она улыбается, как можно улыбаться только в детстве, ни от чего, просто так. Весеннее солнце гуляет по пустым улицам и заглядывает в окна. Снег уже растаял и деревья ожили, они тоже радуются ветру и солнцу, но травы ещё нет. Впереди – цветение и светло-зелёная весна, а у неё впереди – целая жизнь.
Зинаида дописывала последнюю сороку – мост для Ткачихи и Пастуха был готов. Осталось написать воссоединённую семью. И вот, на картине появились мужчина, женщина и их дети – девочка с чудными золотыми волосами и мальчик по старше с грустным, серьёзным лицом. Мужчина и женщина были рады встрече и светились от переполнявших их чувств, одновременно знание, что скоро придётся расставаться, бросало печальные тени на их лица и фигуры. Под сорочьим мостом текла река из бесчисленных звёзд. Над мостом разворачивалось сияющее пространство из проникающих друг в друга миллионов сфер. Зинаида рассказывала, что сферы скрежещут, соприкасаясь и издают звуки похожие на биение колоколов.
– Тебя куда отвезти, или машину закажешь? – Валерий Петрович делал выписку из истории болезни Андрею Никитину, который поправился удивительно быстро.
– Моё имя Фёдор.
– Ничего не знаю, по документам ты Андрей. Больничный нужен?
– Не нужен, я в отпуске, – пошутил Фёдор, но врач не заметил шутки.
– Отвезите в Малаховку.
– В Малаховку? А по документам ты в Александрове живёшь.
– Больше не живу.
– Как скажешь. Поедешь на «скорой», с ветерком. Забирай бумаги и больше к нам не попадай.
За рукопожатием следовало переодевание, а потом Фёдор уже сидел в карете «скорой», прильнув к окну. Перед его глазами проплывали пейзажи, о которых он так мечтал! Машина уже ехала по мосту через Кишу, слева остался дом Гавриила, справа нарисовалось озеро и лес, за ним – холмы, овраги, линия горизонта и небо, бросающее на дороги синие осенние отсветы. Иван Кузьмич стоял во дворе. Он уже накормил живность, собирался готовить завтрак, и, как будто что-то почувствовал – в груди защемило, потеплело и он выглянул на дорогу, куда уже заворачивала больничная машина. Кузьмич вышел на встречу улыбаясь и шепча: «Сын вернулся».
Первого сентября, когда все наставники и учащиеся духовной семинарии города Александрова собрались в актовом зале, отец Власий вышел перед ними, чтобы сказать ежегодную приветственную речь. Он откашлялся, немного помолчал, и с Богом, приступил: