Тогда Локи не стал метаться, звонить Тору, требуя объяснений, бить тарелки, выкидывать его вещи. Он никогда не был этаким примером сварливой, но верной женушки, которая могла прибить сковородой за позднее возвращение. По большей части свои ссоры они решали спокойно, просто обговаривая проблему, а затем вместе вынося решение, но…
Они делали это. Делали до того, как Тор приобрёл себе любовницу/будущую жену/бабу для «не просто секса». Делали когда-то тогда, в далёком прошлом.
Он собирал вещи тихо. Он никому не звонил. Он не впал в депрессию или истерику.
В первую ночь в своём кабинете на своей же фабрике по изготовлению лекарств и, подпольно, чистых наркотиков Локи понял, что не зря выбрал пять лет назад этот удобнейший тканевый диван. Он не скрипел, кожа не липла к нему, и он все еще был действительно мягким.
В первую ночь. Во вторую. Во все последующие.
Филл молча потребовал от него объяснений на третий день, а Локи лишь показал ему свой собственный телефон, лежащий в одном из пыльных нижних ящиков в его столе. Там было около двух сотен непринятых. И ни одного смс.
В какой-то степени, если не обращать внимания на грызущую боль, Локи был определённо рад, что отучил Тора от того, чтобы извиняться по смс. Это было слишком дико, странно и ни разу не было так, чтобы чертов двоичный код смог передать чувства, эмоции и тот уровень совестности.
Однако, вместо смс Тор пытался ему дозвониться. Все ещё. Три дня спустя.
Филл только взял телефон в руку, как тот тут же вновь зазвонил. Точнее безмолвно завибрировал.
Локи мог бы признаться, что нарочно не выключил звук, потому что эта вибрация самую малость его успокаивала, но все же… Он лишь сказал:
— Не смей снимать трубку. Он нашёл себе любовницу и успел купить ей обручальное кольцо, в то время пока трахал меня по ночам. — бухнувшись назад в кресло, он развернулся лицом к окну и прикрыл глаза. Он ведь все ещё не позвонил никому. Совсем-совсем никому.
Ни Ванде, ни кому-либо ещё и… Локи лишь закопался в работу. Нашёл новых спонсоров, набрал пару кило, успел провести полную ревизию, как работников, так и лекарств/наркотиков.
Он пытался отвлечься. Засыпал в слезах, просыпался с желанием умереть прямо здесь и никогданикогда больше не жить. И он не звонил друзьям, потому что не хотел слышать этих дурацких «о боже, мне так жаль» или «чёрт, а ты уверен, Тор ведь любит тебя» или «это очень странно, хочешь я разберусь» или «ну, не раскисай, все будет в порядке».
А трубку не брал, потому что… Потому что…
Филл со стуком опустил телефон на поверхность стола, а затем подошёл и оперся предплечьем на высокую спинку его кресла. Мягким отеческим жестом поворошил его волосы на макушке.
— Я скажу парням, чтобы не пускали его на порог, если решит припереться. Можешь не волноваться, ребёнок, я тебя не кину.
Локи тихо посмеивается, сквозь слезящиеся глаза, а затем потирает лицо ладонями. Лениво потягивается, говоря:
— Я плачу тебе, Филл, ты…
— За работу, но не за верность, ребёнок. Через десять дней у нас встреча с ещё одними спонсорами, так что начни готовиться заранее. Я слышал, там будут те ещё уроды… — договорив, он уходит. Локи молчит, молчит, а затем всё же подает голос. Мужчина на тот момент уже в дверях.
— Спасибо, Филл. — даётся ему легко. Они все же вместе прошли через многое, но…
Но рядом с Тором он все же протопал больше. Больше, дольше, а в итоге больнее. Видимо, в каждых отношениях наступает такой момент. Момент финишной черты. Момент пресыщения.
Телефон вновь начинает вибрировать, и Локи, развернувшись, швыряет его в стену. Тот, конечно же, разбивается.
И это точка для него. Это конец. Это его личный финиш в этих отношениях.
Он не то чтобы теряет что-то важное, только лишь руку в своей руке, да один из жизненно важных органов. Он теряет собственное сердце.
Пару дней спустя Тор действительно заявляется ко входу на фабрику, но Филл сообщает ему об этом только лишь несколько часов спустя. После того как его бывшего парня/любовника/возлюбленного увозят на скорой с лёгким сотрясением.
В первые пару секунд Локи каменеет. Оборачиваясь, уже тянется к пистолету, заткнутому за пояс.
Филл, надо отдать ему должное, даже не дергается. Спокойно говорит:
— Я просто вырубил его, чтобы он не нарвался на кулаки парней. Он бы не остановился, ты же знаешь.
Правда звучит так, как и должна звучать правда — правдиво. Поэтому Локи не достаёт пистолет. Поэтому кивает и, возвращая свой взгляд к бумагам, неслышно добавляет:
— Я знаю.
Потом он естественно созванивается с больницей и узнает о его состоянии. Он естественно не говорит своего имени.
Тор все ещё, — Локи уже давно не врёт себе так бесстыже, ему ведь двадцать четыре, чёрт побери, — остаётся для него родным человеком, как бы там ни было. Или же оставался.
Это впрочем не является сложным, но тем не менее это как-то странно. Локи никогда бы не подумал, что все так обернётся и…
Больше попыток добиться его Тор не совершает. Больше он ничего не делает.
Локи становится раздражительным и агрессивным. Вечера проводит в одном из ближайших спортзалов, выдыхаясь до изнеможения.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное