Подкова на счастье

Лешка оказался лёгким. Нет, Тимка, наверное, и так снял бы его без труда. Всё-таки парень был на два года младше и тоньше намного. Но в этой лёгкости было что-то нехорошее. Столько не может и не должен весить двенадцатилетний мальчишка… "У него, наверное, рак вдобавок, — с жалостью и испугом подумал Тимка, устраивая Лешку на подстилке и откидывая полиэтилен. Он знал, что раком нельзя заразиться, но всё-таки ощутил неприятный холодок. — Ну, по крайней мере, он живой, — успокоил себя Тимка. В теории он знал, что умершие люди резко и мгновенно тяжелеют. — Но, наверное, от этого нельзя вылечить уже, — размышлял он, поглядывая вокруг. — Умрёт… Только бы не у меня на руках!"

Мысль была трусоватой, Тимке стало стыдно. И ему не хотелось верить, что бог — или боги, или какая-то сила! — могут наказать ребёнка за то, что его отец был подонком. Или могут? Это же несправедливо! Или справедливо? Тимка вспомнил, что и у дяди погиб сын — Максим… Так что же? "Это же получается настоящее зверство, а разве Бог — зверь?!" — вспомнились ему слова одной из немногих прочитанных книг.[18] И вздохнул. Нет, он ничего не понимал и не мог с этим согласиться, хотя какая-то справедливость — жуткая и обрекающая — в этом была. Такая же холодная и бездушная, как сходящая лавина — ничего личного, как говорят в американских кино…Но разве от этого легче мальчику?

Это были необычные мысли. Тимка помотал головой, чтобы прогнать их, поправил подстилку под Лешкой и начал собирать дрова для костра — и заварить чай. В лесу можно найти сушняк даже после самого сильного дождя, так что скоро Тим выстроил классический "шалаш" с опорами для котелка и, запалив растопку парой ударов кремня по кресалу, гордо хмыкнул.

Вода в ручье оказалась как обычно — чистой и холодной. Её даже кипятить не хотелось, но Тим уже усвоил, что чай утоляет жажду лучше обычной, даже холодной, воды. Он повесил над огнём котелок, проверил, не упадёт ли "конструкция" в огонь, бросил Грому ещё рыбы и решил выкупаться, пока вода закипит.