Подкова на счастье

Мы кое-что нашли из забытых ими предметов, как вдруг со стороны границы послышался гул, и вскоре над равниною закружили самолёты, наши и японские. Завязался воздушный бой с уханьем пушек, стрёкотом пулемётов и натужным рёвом моторов.

Самолёты взмывали, устремлялись вниз и кружили, кажется, несколько минут. Четыре из них, два наших и два вражеских, настолько приблизились к месту, где мы находились, что нам были хорошо видны лётчики и знаки на крыльях и фюзеляжах. Одна из пулемётных очередей врезалась в землю буквально у наших ног. Следом, чуть поо́даль разорвался пушечный снаряд.

Мы оторопели и, ждали, чем всё кончится, не получив никаких повреждений. И в небе никто никого не подбил.

Наверное в баках самолётов было на исходе горючее, потому как они повернули к границе, сначала японские, а за ними, преследуя их, остальные.

Что там случилась за ситуация, при которой японские зе́ро смогли залететь на советскую территорию при почти мгновенном прорыве армейскими силами пограничных вражеских укреплений и быстром захвате плацдармов далеко в глубоком тылу у противника, наши доблестные военные, может, и знали, но в мемуарах о подобном никто не сказал ни слова…

В селе обсуждение события по горячим следам шло бурное. Основной к тому повод давали, конечно, мы, пацаны: нам-то, мол, чего вздумалось оказаться под крыльями и огнём ревущих машин!

На участке нашего села война этими событиями и закончилась. Умолкли дальнобойные орудия. Прекратилось выдвижение к границе воинских частей. Стремительное наступление разворачивалось ими на других направлениях. Хотя ещё долго со стороны границы были слышны пулемётные очереди. Это ожесточённо отстреливались окруженные, засевшие в мощных укреплениях, японские смертники, не желавшие сдаваться в плен. Во избежание лишних потерь их не штурмовали…

Скоро выяснилось, насколько была опасной угроза вторжения, если бы враг упредил нас. В райцентре на берегу реки я видел огромные орудийные стволы. Сюда их доставили с позиций противника, где советские разведчики успели захватить и обесточить артиллерийские установки, стволами нацеленные на протяжённый железнодорожный мост у самого райцентра.

Будь произведён хотя бы один залп из этого смертельного комплекса, мост был бы разрушен до основания, что вело бы вероятно к весьма длительной остановке движения поездов на транссибирской магистрали.

На другой площадке в райцентре накапливались горы металлолома – всё, что оставалось от уничтоженных вражеских средств вооружения, транспорта и спецконструкций. Металлолом следовало отправить по железной дороге на металлургические заводы – на переплавку.

Следы войны встречались часто. Как-то в составе ребячьей ватажки довелось добраться до магистрального шоссе. Туда от села почти пять километров. У самого перекрёстка обочины трассы были уставлены деревянными ящиками, в которых мы обнаружили мины. Поёживаясь от страха, мы не рискнули притронуться хотя бы к одной. Никакой охраны или присмотра за этим добром не было. По всей видимости, мины не понадобились, а теперь они тем более становились никому не нужны…

Привлекали трофеи – продовольственные или в виде воинского обмундирования. Мой самый старший брат зазвал меня в райцентр поучаствовать в добыче продуктов и вещей трофейного ассортимента. Для меня это было заманчиво и странно, ведь жизнь в селе по-прежнему протекала в нищете и впроголодь.

Склады, куда прибывали крупные партии захваченных у врага пищевых продуктов, обуви или одежды, буквально ломились от их переизбытка. Даже рассортировать и учесть эту прираставшую массу оказывалось непросто. Многое хранилось навалом под открытым небом и обрекалось порче. Охрана была вооружённой, однако стражи, сочувствуя населению, вяло реагировали на растаскивание добра, правда не днём, а только ночью и то – лишь пугая возможных расхитителей холостыми выстрелами.

Брат хорошо знал тут все подходы. Ночью, наказав мне дожидаться его у какой-то довольно высокой дощатой изгороди, он ловко перемахнул через неё и скрылся в темноте. Пожалуй, с полчаса он отсутствовал. Было тихо и загадочно: чем всё может кончиться? То, что брат принёс, казалось мне целым состоянием: полные карманы риса, галеты из рисовой муки, маленькие цветные шарики леденцов, банка рыбных консервов, солдатская шапка на меху, с ушными клапанами. Куда же было взять больше!

Себе брат оставил малость галет с леденцами да шапку, сказав, что носить её ни мне, ни ему не пристало, он предложит её кому-нибудь на работе или снесёт на барахолку.

Я восхищался братом и дома во всех подробностях рассказал о нашей с ним таинственной вылазке. Она была для меня единственной, поскольку вскоре стало известно об ужесточении режима охраны изобильных складов; кого-то, кажется, поймали, подстрелив настоящими…

Впечатления от короткой войны, а точнее от её примет, воспринятых мною вблизи, в частности о воздушном бое почти над самым селом, долго и отчётливо держались во мне, образуя состояние какого-то значительного моего соучастия в масштабных событиях.