Подкравшийся незаметно

- Нет-нет-нет! Я просто удивляюсь, что вы такое можете говорить! Дикость какая!.. А сколько это - хорошие деньги в вашем понимании? Просто любопытно.

- Ну, тысячу долларов...

- Извините ради бога, но я за тысячу долларов срать не сяду!.. Да и вообще, глупость все это, если не сказать - преступление!

- А сколько же вы хотите?..

- Я нисколько не хочу и ни за какие деньги не буду уродовать человека.

- А если пять тысяч?

- Бред. Бред какой-то! Вы поймите, я же врач! Я давал клятву: не навреди, типа. А вы мне предлагаете за какие-то десять тысяч долларов.

- Я вообще-то предлагал за пять, но раз вы хотите, пожалуйста - десять тысяч.

- Ну вот я же и говорю: за паршивые десять косых я должен наступать на горло собственной песне!

- А если пятнадцать?

- М-м-м... Нет. И не уговаривайте.

- Двадцать -и по рукам!

- И по ногам, вы хотите сказать... Человек ведь ходит ногами, а вы хотите сделать из него инвалида!

- А сколько же вы хотите?

- Медицина не продается, голубчик! Двадцать пять тысяч - и нога ваша! За меньшую сумму я даже срать не сажусь.

- Что вы все "срать" да "срать"!..Давайте говорить культурно.

- Голубчик, я хирург, я не могу говорить культурно. Вот вам мое последнее слово: двадцать пять тысяч или ищите другого коновала. Он вам нарежет...

- Нам не нужен другой, но я уполномочен распоряжаться только двадцатью тысячами, не больше.

- Черт с вами! Двадцать три или уходите немедленно!

- Ладно, двадцать три! Я скажу, что двадцать четыре, и штука мне за труды пойдет.

- Это ваше дело, - кивнул Морфей Исаакович. - Когда поступит пациент?

- Как только уговорим Пугачеву, - широко улыбнулся Волошин. - Ну до свидания, доктор.

Когда Волошин уже собрался выйти в дверь, доктор Морфей внезапно остановил его:

- Погодите-ка... Можно частный вопрос? Правда ли поговаривают, что Пугачева - незаконнорожденная дочь Бориса Ельцина?

- Легенды, - твердо ответил Волошин и значительно подмигнул хирургу.

При выходе из клиники, у Волошина зазвонил телефон.

- Кто говорит? - спросил Волошин, прижимая сотовую трубку к уху.

- Слон, - пошутил знакомый голос. - Ну как там?

- Отрежем Мересьеву ноги, Борис Николаевич, - условленным паролем отозвался Волошин. - Уговорился всего за тридцать штук с врачом.

- А подешевле нельзя было найти? Кого-нибудь из студентов? - В голосе Ельцина слышалось недовольство.

- Отличный врач, - зачастил Волошин. - Лучший специалист. Он этих ног за свою жизнь отрезал - как хороший парикмахер волос! Уверяет что сделает все быстро и качественно, даже незаметно потом будет.

- Ну разве что, - смягчился Ельцин. - Тогда пусть. Остается уговорить принцессу. Почему-то я думаю, что она не захочет стать президентом. Ну тогда и черт с ней! Сам буду. Их еще уговаривать на такое место!.. Ладно, отбой...

В трубке коротко запищало. Волошин сел в машину с мигалкой. Из кустов за ним умудренным взглядом смотрел летописец Никонов. Провожая взглядом черный "Запорожец" Волошина Никонов думал о том, что история пишется каждую секунду и никто не знает, как еще повернутся дела в этой стране. Неведомо, может и вправду безногая Пугачева когда-нибудь станет президентом России. Поживем - увидим.

Эпилог

Утомленное солнце, словно оглоушенное ударом столярной киянки, нежно запрокидывалось за горизонт, прощаясь с морем, притихшим северным городом и лично с профессором Лебединским. Прощалось оно и с Шамилем Басаевым, нежным сыном родимых гор. Боевик озирал взором свою малую родинку, и улыбчивое лицо его багровело в закатных лучах. "Привет тебе, привет!" - как бы говорило солнышко сыну гор и всем-всем героям нашей книги. Все они, где бы ни находились, вышли в этот закатный час на улицу и плача провожали красное солнышко, которое, не жалея себя, отдает свою энергию людям. Они давали себе зарок больше не делать зла и служить людям, раз мир так прекрасен и так печальна закатная земля.

- О боги, боги мои! - восклицали они, вздымая руки к небу и проливая очистительные слезы раскаяния.

Плакала, ломая руки и ноги Пугачева. Печалился Черномырдин, обнимая Чубайса правой рукой и Немцова левой (Немцов тоже плакал, конечно). Не мог сдержаться и вытирал полой шинели скупые мужские слезы Александр Лебедь. Сдерживая спазмы в горле смотрела на солнышкоЛариса Моисеева. Не плакал только бесчувственный Клинтон, потому что в Америке солнце заходит в другое время, не как у нас. Но зато откровенно мучился Виктор Анпилов, проливая едучие обезьяньи слезы на пол зоопарковой клетки и давая себе зарок не бороться больше с антинародным режимом Ельцина, раз он так нравится людям.