Подлежит расследованию

Как правило, пыльные ямы были мелкие — глубиной до метра. Но стоило кому-то оступиться и попасть в крупную яму — бедняге приходил конец. Туземцы четко различали ямы — и днем и ночью, поскольку их инфракрасные зрительные пятна ощущали разность температур между почвой и ямами. Но для человеческого глаза все было едино — ровный слой порошка, мелкого, как тальк.

Приблизившись к лаборатории, Кроуэлл услышал пыхтенье компрессора. Оказалось, купол был не из металла, а из алюминизированного пластика. Жесткую форму ему придавал подпор воздуха. Айзек и Уолдо вошли через шлюзовую камеру.

— Компрессор гонит холодный воздух через увлажнитель и целую систему противопылевых фильтров, — пояснил Штрукхаймер. — В обмен за удобства мы все сверхурочное время работаем бесплатно на Компанию.

Лаборатория являла собой любопытную комбинацию сельского стиля и ультрамодерна. Вся без исключения мебель была знакомого образца сработанная руками бруухиан, но Кроуэлл тут же узрел гофрированный серый ящик дорогостоящего универсального компьютера, теплоблок, электронный микроскоп с большим экраном и массу каких-то сложных стеклянных изделий, явно импортного характера. Были тут и несколько таинственных приборов, назначения которых он так и не смог определить.

— Впечатляет. Как вам удалось расколоть Компанию на всю эту музыку?

Штрукхаймер покачал головой.

— Они оплатили только постройку здания — и то с невеликой охотой. Все остальное приобретено на субсидии Конфедерации по линии Комиссии здравоохранения. Таким образом, восемь часов в сутки я «ветеринар» Компании, а все прочее время веду исследования физиологии бруухиан. Точнее, пытаюсь вести исследования. Это очень трудно. Нет трупов, нет анатомички…

— Но вы могли бы прибегнуть к рентгену. Нейтронное сканирование…

— А много это даст? — Штрукхаймер дернул себя за жиденькую бороденку. Что вам известно о бруухианской анатомии?

— Ну… — Кроуэлл проковылял к стулу и тяжело сел на него. Стул затрещал. — Первичные исследования были не очень…

— Не очень! Я и сейчас знаю не больше, чем тогда. — Штрукхаймер ударил кулаком по ладони. — Если бы только удалось раздобыть тело! Вы слышали, что случилось в прошлом месяце? Насчет лазера?

— Нет, ничего.

— Говорят, несчастный случай. Я сомневаюсь. Так или иначе, абориген попал под луч проходческого лазера. Или его толкнули. Перерезало пополам.

— Боже!

— Я примчался пулей. Мне потребовалось меньше десяти минут, чтобы спуститься к месту происшествия. Но родственники успели унести тело. Я со всех ног пустился в деревню. Нашел дом. Сказал… сказал, что могу сшить тело, могу оживить и вылечить несчастного. Господи, чего я только тогда не наговорил. — Штрукхаймер потер пальцами лоб. — Мне поверили. И извинились передо мной за спешку. Но, добавили они, парня посчитали уже готовым к «тихому миру» и… «отправили туда»! Туземцы показали мне новенького. Он ничем не отличался от остальных, если не считать безволосой, словно гладко выбритой, полосы поперек туловища — в том месте, куда пришелся луч лазера. Я пригляделся к этому кольцу чистой кожи: там не было абсолютно никакого рубца, никакого шрама! Я проверил серийный номер на ноге. Точно — тот самый. А его доставили в хижину минут на десять раньше, чем туда попал я… Для такого зарастания шрама требуется длительная форсированная регенерация кожи. В конце концов, с мертвым такое вообще невозможно проделать! Но попытайтесь только выяснить, как им это удалось… С таким же успехом можно спросить человека, как он заставляет биться сердце. Я думаю, туземцы вообще вряд ли поймут такой вопрос.

Кроуэлл кивнул.

— Когда я писал свою книгу, мне пришлось удовлетвориться простым описанием феномена. Все, что удалось узнать, — это то, что происходит какой-то ритуальный обряд с участием самого старого и самого молодого членов семьи. И никто не учит их, что нужно делать. Для них это естественно, как сама жизнь. Но объяснить они не в силах.

Штрукхаймер подошел к большому холодильнику в уголке и достал две бутылки пива.

— По одной?

Кроуэлл кивнул, и Штрукхаймер сорвал пробки.

— Я его сам делаю. Варить помогает один местный паренек. К сожалению, через несколько месяцев я лишусь помощника: он уже достаточно взрослый, чтобы работать в шахте.

Уолдо протянул Кроуэллу пиво и уселся на низкий стул.

— Полагаю, вы знаете, у них нет ничего похожего на медицину. Ни шаманов нет, ни знахарей. Если кто-нибудь заболевает, родственники просто садятся вокруг и принимаются утешать, а если бруухианин выздоравливает, все выражают свои соболезнования.

— Знаю, — отозвался Кроуэлл. — А как вы вообще ухитряетесь завлекать их на лечение? И, между прочим, откуда вам известно, что надо делать, когда они все-таки приходят?