Подлинная история авиаполка «Нормандия – Неман»

9 декабря 1944 в помещении французской военной миссии в Москве произошло то, что Ролан де ля Пуап назвал «дождем из медалей». Пилоты получили из рук де Голля ранее им присвоенные французские награды и новые советские. Самое значительное событие — первое в истории присвоение званий Героев Советского Союза бывшему автомеханику Марселю Альберу и графу Ролану де ля Пуапу.

Полк «Нормандия — Неман» и четыре пилота — Марсель Альбер, Ролан де ля Пуап, Жозеф Риссо и Пьер Пуяд — были награждены высшей французской наградой — орденом Освобождения.

Многие другие получили свои Военные кресты и ордена Почетного легиона, в их числе 15 советских офицеров. Генералы Левандович и Захаров были награждены Офицерским крестом Почетного легиона.

После награждения генерал де Голль со своей свитой и подполковником Пуядом отправились в Кремль на переговоры со Сталиным о заключении франко-советского договора о союзе и военной помощи.

Несмотря на то что основные положения договора были оговорены и согласованы, возникло два новых момента, которые осложнили положение настолько, что подписание договора чуть было не сорвалось и состоялось только из-за настойчивости Сталина, посадившего де Голля в отдельную комнату и не выпускавшего, пока приемлемые формулировки не были найдены. Пока де Голль согласовывал формулировки, Сталин разговаривал с Пьером Пуядом о «Нормандии — Неман» и о состоянии французской авиации.

Франция пыталась поднять вопрос о расширении границ до Рейна с присоединением к Франции Пфальца и Рейнланда. Сталин настаивал на признании просоветского польского правительства. Именно это вызвало непонимание де Голля. В конечном итоге в более завуалированной форме де Голль все равно признал Польшу, как хотелось СССР, но о расширении границ Франции речь больше никогда не поднималась. Союзники позднее приняли об этом общее решение.

Жан Катала, работник французской миссии, так писал в своих воспоминаниях:

«Я не понимал, как человек, который вчера с такой высоты взирал на карту мира, мог опуститься сегодня до примитивного антикоммунизма. Однако обе стороны медали были присущи де Голлю, и только после долгого отсутствия на политической сцене он обрел взвешенность во внутренней политике: в 1958 году ему достало ясности ума и мужества, чтобы публично высказать сожаление о том, что он называл французских коммунистов „сепаратистами“. В 1944 году генерал был еще слишком молод…

Когда я в „Метрополе“ одевался для вечернего приема в Кремле, почти все в нашем посольстве считали, что договор не будет подписан.

… Мы очутились в залитой светом множества люстр огромной зале… уходил вдаль бесконечный накрытый стол с сидящими за ним гостями… Краем глаза я замечаю де Голля, Гарримана в белом галстуке, пенсне Молотова… чьи-то маршальские погоны и, наконец, Пуяда, незаметно указывающего мне пальцем на пустой стул справа от него. Я надеялся увидеть Сталина. Впрочем, его отсутствие объяснимо: поскольку договор не будет подписан… неожиданно, как из-под земли, появляется приземистый мужчина с совершенно седыми волосами и усами с проседью. Да это же Сталин! Значит, он присутствует на приеме?..

Сталин провозглашает несколько тостов подряд… внезапно становится серьезным: „В газетах по поводу и без повода пишут о героизме. Только на фронте знают, что такое настоящий героизм. Фронтовики говорили мне, что французские пилоты — герои. Я пью за летчиков полка „Нормандия — Неман“. Я пью за вас, полковник Пуяд, командира этого полка и вскоре, я надеюсь, дивизии“. Тяжело ступая, Сталин подходит к дальнему концу стола, где мы сидим. Пуяд встает, идет ему навстречу. Сталин продевает свою руку с бокалом под руку Пуяда, выпивает шампанское и целует полковника. Таков ритуал тоста „на брудершафт“, после которого можно переходить на „ты“. Из всех присутствующих одному Пуяду выпала такая честь.

…Впереди меня Сталин то и дело поворачивается к сидящему рядом де Голлю… Де Голль встает, затем, через мгновение — Сталин, и весь зал поднимается, как по команде. Де Голль громко благодарит, говорит, что уже поздно, что его поезд уходит через несколько часов, величественно произносит: „До свидания, господин маршал“, протягивает руку. Сталин говорит почти просительно: „Есть еще один фильм“, берет протянутую руку в свою, долго жмет ее, задрав голову и глядя в глаза ледяного гиганта. Сцена завораживает: два великих политика оценивают друг друга, возможно, испытывают уважение или зависть друг к другу: один — потому, что у него никогда не будет абсолютной власти, другой — потому, что абсолютная власть не позволяет ему познать ничего другого. В течение нескольких секунд что-то произошло между французским генералом и азиатским деспотом…