Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости

«И был он, – говорит о нем Андрей Курбский, – общей вещи зело полезен, и отчасти в некоторых нравех, ангелом подобен»…

«Сей знаменитый временщик явился вместе с добродетелию царя и погиб с нею…» – утверждает Н.М. Карамзин.

Время, пока Адашев вместе с благовещенским попом Сильвестром пользовались доверием государя, было временем великих и благотворных свершений. Можно тут назвать и созыв 1-го земского собора для утверждения судебника в 1550 году, и созыв церковного собора Стоглава в 1551 году, и покорение Казани в 1552 году, и взятие Астрахани в 1556 году, и дарование уставных грамот, определивших самостоятельные суды общин, и большое разверстание поместий, упрочившее содержание служилых людей в 1553 году…

Жалуя в 1550 году Алексея Федоровича Адашева в окольничии, Иоанн IV Васильевич сказал ему: «Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных; не смотря и на ложные слезы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами, хотящего быть правым: но все рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия; избери судей правдивых от бояр и вельмож».

Вот с этим человеком, по праву считавшимся образцом древнерусского филантропа и гуманиста, и схлестнулось «шурьё» в борьбе за влияние на царя.

После взятия Казани Адашев советовал царю постоять там с войском до весны, чтобы окончательно усмирить татар, мордву, башкир и черемисов, но Анастасия была на последних месяцах беременности, и царь, как горестно сообщает Андрей Курбский, «совета мудрых воевод своих не послушал, послушал же совета шурьи своих, они бо шептаху ему во уши, да споспешитца ко царице своей, сестре своей…»[14].

4 октября Иван IV Васильевич заложил в Казани церковь во имя Благовещения Богородицы и вернулся с войском в Москву.

Казанского победителя встречало такое множество народа, что поля не вмещали людей…

«От реки от Яузы и до посаду и по самой град по обе страны пути бесчислено народа… велиими гласы вопиющий, ничтоже ино слышати токмо: “Многа лета царю благочестивому, победителю варварьскому избавителю христьянскому”».

Радость обретения Казанского царства слилась с семейным торжеством в царском доме. 11 октября царица Анастасия благополучно разрешилась от бремени сыном Дмитрием.

«Как скоро Анастасия могла встать с постели, Государь отправился с нею и с сыном в Обитель Троицы, где Архиепископ Ростовский, Никандр, крестил Димитрия у мощей Святого Сергия, – пишет об этих днях Н.М. Карамзин. – Насыщенный мирскою славою, Иоанн заключил торжество государственное Христианским (выделено нами. – Н.К.): два Царя Казанские, Утемиш-Гирей и Едигер, приняли Веру Спасителя. Первого, еще младенца, крестил Митрополит в Чудове монастыре и нарек Александром: Государь взял его к себе во дворец и велел учить грамоте, Закону и добродетели. Едигер сам изъявил ревностное желание озариться светом истины, и на вопросы Митрополита: “Не нужда ли, не страх ли, не мирская ли польза внушает ему сию мысль?” ответствовал решительно: “Нет! люблю Иисуса и ненавижу Магомета!” Священный обряд совершался на берегу Москвы-реки в присутствии Государя, Бояр и народа. Митрополит был восприемником от купели. Едигер, названный Симеоном, удержал имя Царя; жил в Кремле…»

Однако, как и бывает всегда, когда правитель стремится заключить торжество государственное Христианским, враг рода человеческого ополчился на Иоанна Грозного.

Пришли из Казани печальные вести о восстании «луговых» людей и гибели вместе со своим воеводой войска Бориса Салтыкова, выступившего на усмирение бунтовщиков.

От огорчения Иван IV Васильевич серьезно занемог «огненным недугом»…

3

Братья царицы, то ли действительно опасаясь, что царь не выживет, то ли развивая интригу, предложили ему написать духовную и потребовать, чтобы все бояре, а главное – двоюродный брат царя – удельный князь Владимир Старицкий присягнули их племяннику, младенцу Димитрию.

Трудно сказать, насколько сам Иван Грозный опасался своей смерти…

Скорее всего, и опасения были, было и желание испытать бояр, но главное, очень хотелось избавиться от опеки слишком мудрого Алексея Адашева, слишком прозорливого протопопа Сильвестра… Мысль шурьев Ивану Грозному понравилась.

Насколько велик был страх перед шурьями, показывает донос окольничего Михаила Михайловича Салтыкова на князя Дмитрия Ивановича Немого-Оболенского, сказавшего Салтыкову:

– Бог знает, что делается! Нас бояре приводят к присяге, а сами креста не целовали, а как служить малому мимо старого? А ведь нами владеть Захарьиным.

– Я вас привожу к крестному целованию, велю вам сыну моему Дмитрию присягнуть, а не Захарьиным! – вкрадчиво увещевал бояр Иоанн Грозный. – Но более с вами я не могу много говорить. Дмитрий и в пеленах для вас есть Самодержец законный, но коли вы не имеете совести, то будете ответствовать Богу…