Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости

Рядом с трупом самозванца, со словами: «Вы здесь любили друг друга! Будьте же неразлучны и в аду!» – бросили и тело Басманова.

Худенькая, небольшого роста, Марина спряталась под юбку своей гофмейстерины.

Ей тоже еще рано было помирать. Еще ждала ее впереди постель второго самозванца – еврея Богданко, а следом и казачий шатер Заруцкого…

Когда толпа тащила трупы Григория Отрепьева и Басманова на Красную площадь, поравнявшись с Вознесенским монастырем, вызвали царицу Марфу Нагую.

– Твой ли это сын?

– Вы бы спрашивали меня об этом, когда он был еще жив, – ответила царица, отрекшаяся от самозванца еще накануне, – теперь он уже, разумеется, не мой.

На Красной площади выставлены были оба трупа в продолжение трех дней: Лжедмитрий лежал на столе в маске, с дудкою и волынкою, Басманов – на скамье у его ног.

Басманова потом погребли на семейном кладбище у церкви Николы Мокрого, а самозванца – за Серпуховскими воротами…

Но сразу после похорон, в двадцатых числах мая, ударили сильные морозы, поползли слухи: дескать, виною – волшебство расстриги, и тогда москвичи, чтобы не погубить урожай на огородах, труп вырыли, сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки на запад – в ту сторону, откуда пришел он.

Так и завершилось правление первого царя со двора Романовых…

Глава шестая Патриарх тушинского вора

За четверть века до описываемых событий, 8 июля 1579 года, в Казани произошло обретение чудотворной Казанской иконы Божией Матери.

Великие чудеса явились от нее…

Уже на следующий день прозрел перед иконой слепой Никита.

Но икона Казанской Божией Матери даровала и чудеса духовного прозрения. Словно спадала пелена с глаз, и ясно видели люди, что надлежит делать, чтобы спастись самим и спасти Отечество.

И самое первое чудо, совершенное иконой, – священник Ермолай, который первым поднял чудотворный образ, чтобы показать народу.

Пятьдесят лет было ему тогда.

Бо́льшая часть жизни оставалась за спиною, но вот он взял в руки чудотворный образ, и словно спала пелена с глаз современников, и сразу – во всей духовной мощи явился облик святителя Гермогена…

Мы уже говорили, как бесстрашно выступил он против попытки самозванца узурпировать православные обряды и обычаи, но главный святительский подвиг ему еще предстояло совершить…

И совершать его предстояло в духовном противостоянии недругам Руси и православия, какой бы сан и какое бы звание ни носили они…

1

Еще валялись на Красной площади трупы Григория Отрепьева и Петра Басманова, а воровского патриарха Игнатия уже лишили сана и заключили в Чудовом монастыре. В вину ему вменялось нарушение православных обрядов во время коронации и бракосочетания самозванца с Мариной Мнишек.

Теперь надобно было избирать и нового царя, и нового патриарха.

Московским вельможам, замешанным в свержении Годуновых и службе романовскому холопу, хотелось выбрать царем такого же, как они, измаранного клятвопреступлениями боярина, который не мог бы потом попрекнуть их. Подходили для этого и обласканные самозванцем Романовы, и князь Василий Голицын, который удавил со стрельцами царя Федора Годунова и его мать – царицу Марию…

Но был еще и князь Василий Шуйский…

Портреты его у историков романовской эпохи всегда почему-то смахивают на карикатуру. Одни из них рисовали Шуйского толстым («Роста малого, толст», – утверждал Н.М. Карамзин), другие – тощим («Худенький, приземистый, сгорбленный старичок», – говорил Н.И. Костомаров), но всегда, хотя будущему царю было чуть больше пятидесяти лет, изображали стариком. И всегда – несановитым и некрасивым. Всегда – с большим, широким ртом; с подслеповатыми, больными глазами…

Еще большую суровость проявляли историки в оценке моральных качеств Шуйского… «Донельзя изолгавшимся и изынтриговавшимся» называл его В.О. Ключевский. «Мелочной, скупой до скряжничества, – говорил про Шуйского Н.И. Костомаров, – завистливый и подозрительный, постоянно лживый и постоянно делавший промахи, он менее, чем кто-нибудь, способен был приобресть любовь подвластных, находясь в сане государя».

Спору нет…

Из-за небольшого роста князь Шуйский мог казаться полноватым, почти толстым. Испорченные неумеренным чтением глаза действительно быстро уставали и часто бывали красными. Шуйский вполне мог казаться подслеповатым…

Он очень бережливо относился к государевой казне, иногда бывал мелко, не по-царски, скуп. Особенно удручала бояр скупость Шуйского, когда они сравнивали ее со щедростью Григория Отрепьева, который в три месяца своего правления сумел практически опустошить государеву казну, скопленную за несколько веков московскими государями[39]…

Все это так…

Сложнее с лживостью.

Разумеется, изображать человека, вся жизнь которого протекала возле трона, образцом прямоты и простодушия было бы неосмотрительно.

Но не будем забывать, что это ведь Василий Шуйский обличил самозванца. И это всё меняет. Человека, поднявшегося за правду на плаху, уже невозможно назвать лжецом, даже если он когда-то и говорил неправду.