Подлинная история Константина Левина

[о]: Но Левин ошибся, приняв того, кто сидел в коляске, за старого князя. Когда он приблизился к коляске, он увидал рядом со Степаном Аркадьичем не князя, а красивого полного молодого человека в шотландском колпачке с длинными концами лент назади. Это был Васенька Весловский, троюродный брат Щербацких, – петербургско-московский блестящий молодой человек, «отличнейший малый и страстный охотник», как его представил Степан Аркадьич.

Нисколько не смущенный тем разочарованием, которое он произвел, заменив собою старого князя, Весловский весело поздоровался с Левиным, напоминая прежнее знакомство, и, подхватив в коляску Гришу, перенес его через пойнтера, которого вез с собой Степан Аркадьич.

Левин не сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.

И вновь мы имеем дело с зеркальной сценой, когда одна пара отражается в другой. Стива целует руку Долли, Васенька – Кити. Ничего предосудительного в этом нет. Никто, кроме Левина, не придает значения этому поцелую. Но как Долли не может не знать, что губы Стивы в этот момент, так сказать, нечисты («Но он целовал ее…»), так Левин мгновенно переносит эту нечистоту поцелуя Стивы на поцелуй Васеньки.

Долли играет в счастливую жену. Она хорошо научилась делать это. И Левин обязан играть в счастливого мужа и гостеприимного хозяина. Проблема в том, что он этого делать не умеет и никогда не научится. С этого момента начинаются странные для постороннего взгляда терзания Левина, которые завершатся еще более странным эпизодом, без которого мы не поймем настоящего характера Левина.

Но прежде обратимся к Каренину.

Сколько раз я перечитывал роман, но никогда не обращал внимания на одно из его ключевых мест.

Сцена, когда Анна в карете признается мужу в измене после того, как Вронский с лошадью упал на скачках, широко известна и многократно экранизирована. Она очень эффектна и пронзительна – в ней столько психологии и драматургии!

[о]: – Может быть, я ошибаюсь, – сказал он. – В таком случае я прошу извинить меня.

– Нет, вы не ошиблись, – сказала она медленно, отчаянно взглянув на его холодное лицо. – Вы не ошиблись. Я была и не могу не быть в отчаянии. Я слушаю вас и думаю о нем. Я люблю его, я его любовница, я не могу переносить, я боюсь, я ненавижу вас… Делайте со мной что хотите.

И, откинувшись в угол кареты, она зарыдала, закрываясь руками.

Анна больше не в силах переносить всю ложь в своих отношениях с мужем. К тому же она уже беременна от Вронского, и это вскоре так или иначе откроется. А ведь когда-то она думала, что очень даже неплохо умеет лгать…