Подлинная история Любки Фейгельман

Но предложений больше не поступало, ни руки и сердца, ни самой маленькой роли – рольки или рульки, как насмешничал дядя Богдан, живший на Украине, изредка приезжавший в Москву. При этом он ни разу не бывал в театре, зато любил посещать корчмы и всякого рода кабаки и едальни, после чего уверял с самым серьезным видом, что раки заползают ему под вышитую сорочку, а галушки сами прыгают в рот.

Рульки рульками, но в семье опасались, что Алла останется без кавалеров и без ролей в кино. Хотя она училась в театральном училище, с ней частным образом занималась бывшая актриса МХАТа и ей прочили будущность Любови Орловой, на что она, вздыхая, отвечала: «Одна Любовь у нас уже есть – это моя сестра, хотя она и не Орлова, второй же, видно, уже не бывать».

Глава десятая. Боа

Пользуясь отсутствием сестры (Алла была на танцах в доме офицеров), Любка показывала мне ее платья, туфли и боа, которое та не носила, а берегла для сцены.

– А что такое боа? – бестолково спрашивал я.

Хотя сам предмет был у меня перед глазами, по своим очертаниям мне знакомый, я не решался каким-либо образом связать с ним незнакомое слово.

– Ну вот же, вот… я тебе показываю.

– Что – это?

– Ну да, это… такой длинный шарф.

– Он и есть боа или это что-то другое?

– Он и есть, а что-то другое – это плюмаж, но он бывает на шляпках или прическах.

Объяснение было доступным и исчерпывающим, как на школьном уроке. Мы оба если не замолчали, то приумолкли, готовые снова заговорить, едва появится повод. Я счел этот момент подходящим, чтобы пригласить Любку в Парк культуры и Горького, как я называл ВЦПКиО.

– Ты еще сказал бы: Парк культуры и Горького имени Отдыха, как некоторые. Ха-ха-ха! Глупый, не Парк культуры и Горького, а Парк культуры и отдыха имени Горького. В этом парке культурно отдыхают – не так, как у нас во дворе.

– Там еще прыгают с парашюта.

– Не с парашюта, а с парашютом. Сколько можно тебя учить! А еще комсомолец. Впрочем, ты мне больше нравишься как дворовый хулиган, а комсомольцы – бывшие бойскауты.

Я не стал демонстрировать свое дремучее невежество по части бойскаутов, а вместо этого спросил о том, что могло меня показать с выгодной стороны:

– Хочешь, свистну в два пальца или плюну на метр сорок?

– Дурак. Умные люди не свистят, а плюются только идиоты. Тем более на метр сорок, а не на метр тридцать пять, – она убрала в шкаф туфли, платья и боа. – Зря я сказала, что ты мне нравишься. Вовсе ты мне не нравишься. Хулиганом быть тоже надо уметь, как в Англии, где все хулиганы.

– А у вас дома?

– У нас дома, во всяком случае, не свистят. У нас читают стихи. Если хочешь знать, мой дедушка дружил с Блоком, а папа дружит с Пастернаком. Только не спрашивай, кто такой Пастернак, иначе ты мне совсем разонравишься.

– А ты прыгнешь с парашютом – не побоишься?

– Вот еще – бояться! Прыгну. Я не какая-то трусиха. Я отчаянная.

– Только свою красную юбку не надевай.

– У меня не только красная, но и синяя есть.

– И ее не надевай.

– Почему?

– Потому… – я сумел, не отвечая на словах, ответить по существу. – Не понимаешь, что ли?

– А, ты об этом…

– Об этом, об этом.

– Не хочешь, чтобы все увидели, что у меня под юбкой. Хи-хи…

– Не хочу.

– А я хочу. Нарочно – хочу. Чтобы тебя позлить.

– Не зли меня, а лучше поцелуй.

– Ты еще не заслужил. Вот когда прыгнешь со своего парашюта, так и быть – поцелую.

– Врешь. Не поцелуешь.

– Когда я тебе врала! Я тебя лишь обманывала, а это – совсем другое. Обманывать – все равно что заигрывать, привлекать к себе внимание. Обман – это игра. И к тому же – нежность и ласка.

– Значит, ты со мной заигрывала, когда не пришла в кино на «Чапаева»?

Она пожалела о том, что поторопилась выдать мне незаслуженно щедрый аванс, и сказала, забирая выданное назад:

– Заигрывала, чтобы не смотреть твоего «Чапаева» в десятый раз.

Глава одиннадцатая. Прыжок и попытка ухаживания, за коей последовала расплата

В Парке культуры мы начали с мороженого. Оно продавалось с закрытой тележки на колесиках, почти таких же, как у наших велосипедов. В недрах тележки была вечная мерзлота из-за наваленного кусками искусственного льда, и по стенкам намерзал мохнатый иней, какой покрывает оконные стекла, когда оттепель сменяется крепким морозом.

Получив от меня деньги, продавщица спрятала их под счеты, быстро приподняла крышку, чтобы не напустить вовнутрь тепла, и достала два обернутых серебристой фольгой эскимо с палочкой, похожей на ту, с помощью которой врач осматривает горло. Это сходство могло быть истолковано как предупреждение тем, чья неумеренная страсть к мороженому заканчивается простудой, кашлем и вызовом врача.

Впрочем, мы отдавались страсти, не думая о последствиях…