Подлинная история «Майора Вихря»

«Однажды, это было под Краковом, приходят ко мне поляки, — вспоминает Алексей Николаевич. — Говорят: «Вот тут власовцы хотят перейти к вам в партизаны». Хорошее дело! Но я до этого слышал, что в Белоруссии был такой случай: командир одного из партизанских соединений или отрядов связался с власовцами и говорит: «Я вас возьму в отряд всех, но вам даю задание — уничтожить немцев, которые вас охраняют». Вот я решил, попробую и я такой вариант проделать, может быть и мне удастся… Я переоделся, как поляки ходят, только пистолет и граната с собой. Вместе с поляком спускаюсь вниз, с гор — там посёлок или пригород. Прихожу туда. Зашли в дом к польской семье. Я остался с хозяйкой, разговариваем, а поляк этот ушёл… И вдруг, ни с того ни с сего, во двор въезжают немцы. С лошадьми, с машинами. Неужели он, сволочь, предал меня?! Всё, думаю, отстреливаться буду — сколько есть патронов, столько буду стрелять! Немцы вошли в дом, а я сижу, уже за пистолет держусь. А они попросили пустое ведро — наверное, воду в машину залить. И ушли. Вот такое было переживание! Такие моменты были…»

Только подумать — какое мужество, какие выдержка и самообладание! Сидеть и до последнего выжидать, что же произойдёт дальше. И на лице — ни тени волнения или беспокойства, когда внутри всё кипит от возмущения — предали ведь, заманили в ловушку! — и когда сейчас ему понятно, что придётся принимать свой безнадёжный последний бой, который будет завершён разрывом гранаты. Если, конечно, раньше не свалят его на пол немецкие пули и он, израненный и беспомощный, не попадёт в руки врага. Единственный шанс к спасению — сразу же швырнуть гранату, открыть огонь и попытаться бежать, воспользовавшись неизбежным замешательством гитлеровцев, но ведь их много, слишком много. И он выжидает, ничем не проявляя охвативших его чувств, скрывая бешеную работу мысли, даже, кажется, сдерживая удары сердца…

Ботян с улыбкой — приятно же вспоминать молодость, пусть и не самые лёгкие её эпизоды — продолжает рассказ: «Уехали немцы… Вечером поляк приходит и ведёт меня к казарме. Смотрю, на плацу ребята сидят — человек тридцать было наших ребят. Я с ними поздоровался. Говорю: «Знаете, ребята, я понимаю, что вы здесь ни при чём и ни в чём не виноваты. Это от руководства всё зависело, а не от вас, солдат — что от вас могло зависеть? Я вас возьму. Придёте ко мне и будете в отряде. Но только даю вам задание уничтожить немцев, которые вас охраняют. Я вас буду ждать! Приходите с оружием». Ждал, ждал — не пришли.

Что-то у них не получилось, а что — гадать и судить не берусь. Но очень жаль, что я сразу же не взял этих тридцать человек с собой. Думал, так лучше будет, да и проверю их заодно… Но не получился у меня белорусский вариант!»

Без малого 70 лет прошло с тех пор, но видно, что Ботяну по-настоящему жалко тех парней, волею или капризом судьбы оказавшихся во вражеском лагере, которых он тогда понял своим солдатским сердцем, вот только спасти не сумел.

Когда-то один партизан, к сожалению, давно уже ушедший из жизни, сказал нам так: «Нельзя всех власовцев мерить одной меркой! Мерзавцев среди них было немало, но были и люди, попавшие туда достаточно случайно… Было, кстати, много бывших пограничников, оказавшихся в плену в первый же день войны — после короткого боя, после окружения. Они оказались в концлагерях и годами ничего не знали о том, что происходит на Родине! Поступить в РОА, в армию Власова, было для них единственным шансом вырваться из этого ада и призрачной возможностью вернуться к своим».

Ботян всё это прекрасно понимал, а потому настойчиво искал среди врагов тех людей, которые должны будут стать ему надёжными помощниками…

Глава четырнадцатая Краковская история

Несмотря на количество задействованных сил и огромную подготовительную работу, покушение на гауляйтера Франка сорвалось. Группе Алексея Ботяна удалось «подобраться» к генерал-губернатору ближе всех: завербованный партизанами камердинер гауляйтера поляк Юзеф Путо уже получил от них английскую мину химического действия, которую в назначенное время должен был установить на боевой взвод в спальне своего шефа. Однако сделать это он не успел: советские войска вновь перешли в наступление, у назначенного Гитлером «польского руководителя» не выдержали нервы, и Франк спешно сбежал из Кракова. Он рванул в сторону Берлина, а в итоге попал в Нюрнберг, на своём личном примере подтвердив народную мудрость: «Кому суждено быть повешенным, тот не взорвётся».

Ганс Франк был казнён по приговору Нюрнбергского международного трибунала в ночь на 16 октября 1946 года в числе главных военных преступников — руководителей Третьего рейха.