Подлинная история русских. XX век

Основываясь на таких представлениях о нации и особенностях ее связи с государственностью в отечественной истории, можно заключить, что жизненные интересы русского и других народов могут быть надежно защищены, если Россия станет государством русского народа с национально-территориальными автономиями для других народов и с культурно-национальной автономией для национальных групп, расселенных дисперсно. Важнейшим аргументом в пользу такого выбора является то, что он вполне соответствует логике событий, происходящих вокруг России в новообразованных независимых государствах. Если же мыслить будущее России как федеративное государство, то необходимо добиваться полного равноправия его субъектов и равноправия национальных групп внутри каждого из них — равноправия в формировании органов федеральной и региональной власти, доступа к образованию, возможности создания национальных культурных центров и развития культуры при опоре на потенциал своего народа, своей национальной группы.

Именно такие подходы к решению национального вопроса способны сформировать подлинный, цивилизованный национализм — атрибут нации, способствующий ее прогрессу и не направленный против других национальностей, лишенный проявлений национальной гордыни, стремления верховодить, агрессивности, хищности, и есть лишь выражение любви к своему народу, к своей стране.

Конечно, национализм (национальный патриотизм) бывает разный, и его крайние проявления (в фашизме, к примеру) неприемлемы. Однако просвещенная интерпретация этого феномена не содержит ничего предосудительного. Скажем, пятнадцатое издание «Британской энциклопедии» утверждает: «Национализм — это верность и приверженность к нации или стране, когда национальные интересы становятся выше личных или групповых интересов»; девятое издание «Американского политического словаря» (1993) отмечает, что «национализм объединяет народ, который обладает общими культурными, языковыми, расовыми, историческими или географическими чертами или опытом и который обеспечивает верность этой политической общности»; японский энциклопедический словарь (1983) объявляет национализмом «всеобщую приверженность и верность своей нации». Считается совершенно правомерным и само собой разумеющимся, что в Бразилии все нации равны, нет господствующей нации, отсутствует национализм в его худших проявлениях, но нет недостатка национализма бразильского, патриотического и центростремительного, который не разъединяет, а объединяет разнородное население; в Швейцарии языки народов равноправны, кантоны самоуправляются, политические и другие права отдельного гражданина обеспечиваются независимо от его национальности, внутришвейцарский антагонистический национализм отсутствует, однако «все швейцарцы ярые националисты, но националисты швейцарские, патриотические и наднациональные» (Д.А. Быстролетов). Кто может утверждать, что подобное невозможно в России?

Сравнительно недавно, в 1994 году, не кто иной, как Генри Киссинджер, напомнил: «Всякий, кто хоть сколько-нибудь серьезно изучал историю России, знает, что именно русский национализм всегда обеспечивал целостность страны и ее способность справляться с многочисленными врагами и бедами». И заключил: «Теперь же русские потеряли созданную ими огромную империю. Можно ли ожидать какой-то иной реакции на это унижение, нежели взрыв национализма?» Здесь все верно. Как верно и то, что родина Киссинджера, по заключению другого, не менее известного американского государственного деятеля и политолога Збигнева Бжезинского, тоже, по сути дела, является империей, но исключительно нового типа и «чертовски удачливой». Как видим, отнюдь не каждое полиэтническое государство, скрепляемое единой национальной идеей, является «империей зла». Стоит ли в таком случае российскому народу отрекаться от самого себя и своего государства только потому, что кому-то хочется именовать его последней империей в мире, а его патриотизм — национализмом?

Ленин выступал когда-то за трансформацию Российской империи в Русскую республику. «Русская республика, — писал он, — ни одного народа ни по-новому, ни по старому угнетать не хочет, ни с одним народом… не хочет жить на началах насилия. Мы хотим единой и нераздельной республики с твердой властью, но твердая власть дается добровольным согласием народов». Отдавая должное благородству таких намерений, нужно также признать, что время для установления соответствующей власти в России давно уже пришло. Для этого требуется многое: сдвиги в национальной политике в сторону акцентов на русском народе, православии, соединении советской и российской истории, державности, очищение исторического наследия от русофобства (у нас оно проникает даже на страницы учебников), выработка мер по преодолению негативных последствий разделенности русского народа, узаконение пропорционального представительства всех народов в органах власти, избавление от асимметричного федерализма.