«Вот это маскировка-а-а!» – поразился про себя Француз. Перед ним всего в двух метрах стоял ствол дерева, и увидеть на его фоне вооружённого и тщательно замаскированного охранника лагеря он не смог! Это был тот лопоухий цыган с пулевыми отверстиями в оттопыренных ушах, на которого он обратил внимание ещё в день своего прибытия за праздничным столом.
– Что, старуха в самом деле отдала тебе наше родовое кольцо? – с негодованием кивнул цыган на подарок у сталкера на руке. – Сумасшедшая. Просто чокнулась совсем.
– Настаивала. И что мне было делать? Выкинуть его? – обратился к охраннику цыганского лагеря сталкер.
– Выкини, если помереть самой жестокой смертью хочешь, – загадочно ответил тот. – Хотел было грохнуть тебя, чтобы ты не унёс с собой кольцо нашего народа. Да боюсь проклятие нажить на свою голову да на всех своих потомков. Неизвестно, что там старуха с ним нашептала и чем потом расплачиваться придётся…
Лёхе хотелось сказать, что, на его взгляд, уж слишком цыгане накручивают страстей вокруг самой заурядной вещи, но смолчал.
– Ладно. Топай, – с явной неохотой предложил ему цыган, и в интонации его напутствия явно ощущалось, что «грохнуть» гостя он, возможно, ещё не передумал… С некоторым мандражом сталкер повернулся к нему спиной и, ожидая возможного выстрела, отправился с таким вот загадочным цыганским благословлением к Бункеру…
***
К середине дня своего утомительного пути по незнакомым и опасным местам Французу захотелось поесть и отдохнуть. Ноги гудели от усталости и так и просились, чтобы он вытянул их хоть на полчасика на желанном привале. Погода была тихая, солнечная, и окружающая сентябрьская природа, несмотря на пройденные мрачные места, утыканные знаками радиационной опасности, всё же радовала иногда небольшими зелёными лужайками, которые напоминали ему родные леса на Большухе. Ностальгия в такие моменты просто зашкаливала на душе путника. Хотелось поскорее освободить своих друзей и наконец-то увидеться с ненаглядными близняшками…
Впереди справа, среди кустарника, растущего вокруг огромного поваленного дуба, блеснул участок чистой озёрной глади, и путник с радостью решил, что сделать привал в таком подходящем месте – самое время. Под вывороченным корнем дерева он обнаружил чистый участок речного жёлтого песка, чуть заросшего молодой травкой, и устроил в нём импровизированное кресло, застелив сухой травяной ветошью.
После этого с наслаждением развёл в ногах пахучий костерок из местного плавника, разогрел консерву, поел, помыл кипятком банку и, сделав из неё кружку, заварил чай из зверобоя, что дали в дорогу цыгане. Устроившись поудобнее, лицом к воде, сталкер с огромным наслаждением пил этот душистый чай и с улыбкой наблюдал как в чистой, словно слеза, воде, у кромки песка, игрались серебристые мальки. Ему эта картина показалась такой обнадёживающей и умиротворяющей! Несмотря на все катаклизмы, выбросы и аномалии, прежняя жизнь пробивается на этой отравленной земле, словно упорные ростки деревьев через тяжёлый асфальт. Ему так захотелось, чтобы и в его дальнейшей судьбе все задуманные дела пробивались к желанной цели, несмотря ни на что…
Затоптав ненужный огонь и присыпав, по привычке, золу песком, Француз отправился дальше. Обогнув по едва заметной тропинке часть озера, он углубился в редколесье и спустился вниз в длинный, поросший молодыми берёзками, овраг. Там, будучи весь в своих мыслях о доме и друзьях, он продолжил шагать по прямой, как вдруг слева, в сторонке, послышалось негромкое:
– Так, Мыкола, чуешь, шо кажу? Треба було залышиться та подывыться на того очкарыка, шо наших хлопцив вбыв, собака. Здох вин чи ни? Чуешь? А якшо вин жив?
– Та шо ты причыпывся? – послышался недовольный голос второго собеседника.
При этих услышанных словах скрытых незнакомцев Француз, даже ни на секунду не подозревая, что первый собеседник говорит именно о нём, буквально на автомате сделал ещё несколько шагов, и слева перед ним предстала такая картина: в трёх метрах, спиной к нему, к костру наклонился, раздувая огонь, и почти засунув голову в дрова, какой-то мужик в спортивных штанах и чёрной майке-тельняшке. А над дровами уже висел закопчённый котелок с водой. Напротив, на пеньке, восседал, закинув ногу на ногу, низкорослый, с жабьим пучеглазым личиком, коротышка, который ел бутерброд из чёрного хлеба с салом. Не успел путник сделать к ним и двух шагов, как Жаба побелел, вытаращив глаза и, заикаясь, просипел своему напарнику:
– М-м-мыкола-а-а, так вот же ви-и-ин, собака, ж-живо-ой…