Подлинная история времени без ложных вымыслов Стивена Хокинга. Что такое время. Что такое национальная идея

Пройдет совсем немного – год, полтора, и в его мозгу, в его сердце и душе останется первое воспоминание. Это воспоминание отделено от момента рождения, момента появления в этом мире непостижимо-неизмеримой вечностью, которую ему самому не преодолеть, не вспомнить, а для тех, кто рядом с ним, эта вечность измеряется двумя-тремя годами земной жизни.

Так же он должен и уходить из этого мира. И многие старики именно так и уходят. Сначала они забывают события своей далекой юности, потом не могут вспомнить то, что было вчера. Спустя несколько лет они не узнают старых знакомых, соседей и родственников.

Вот старика выводят погреться на солнышке. Он смотрит вокруг ничего не понимающими глазами. Он еще есть в этом мире – и его уже нет в этом мире.

А собственно смерти он не почувствует. Страшного момента отделения души от тела он не ощутит – душа уходит, покидает тело маленькими неуловимыми частичками, медленно и незаметно, физик, из любви к непонятным словам, сказал бы «квантами» или, что понятнее – порциями, частичками, покидает так же, как она, душа, медленно, тоже порциями, когда-то входила в его тело.

Именно так мы приходим в этот мир, делаем первые, робкие шаги, пока не окрепнет тело, пока постепенно в наше тело вселится душа. (А может быть не вселится, а зародится в нем, как цыпленок в яйце). И так же уходим из этого мира, делаем последние шаги, когда тело совсем ослабевает и душа, как дым из родного очага, уходит из него или просто угасает как пламя догоревшей свечи.

А как же смерть от болезней, от несчастного случая, смерть на войне? Это исключение, отклонение от положенного хода вещей. И когда случается такая смерть, мы видим не то, что должно быть, а одну из ошибок, видим то, что выбилось из должной колеи. Причем ясно, что как только это случится, то дальше все пойдет как положено – мы уйдем из этого мира назад, туда, откуда когда-то пришли.

О ДЕДУШКЕ АНДРЕЕ

Все это запомнилось мне еще и потому, что все это я уже видел на примере своего дедушки Андрея.

Мы жили далеко от родины отца и ездили туда раз в году, каждое лето. Дедушке Андрею было около ста лет. Он сидел за печкой и не выходил к людям, никого не узнавал и всех пугался. Но он узнавал моего отца – своего любимого сына, долгожданного, родившегося после трех дочерей. Он почти не помнил слов, ничего не говорил, не узнавал дочь, которая каждый день подавала ему миску с кашей.

Но когда ему говорили, что приехал Петя, и когда подходил отец, лицо дедушки озарялось радостью узнавания, вспоминания и понимания, он гладил руку сына и повторял: «Петя, Петя», – последнее слово, которое он помнил, знал и мог осознанно произнести.

Через несколько лет он не узнавал и любимого сына. Я видел, как в солнечные дни его выводили во двор, сажали у кучи песка, он сидел, грелся на солнышке, пересыпая песок с одной ладони на другую.

Тогда я просто смотрел на «старого дедушку Андрея». Я помню его глаза – это были не старческие, усталые, полуприкрытые иссеченными морщинистыми веками глаза – это были открытые, ясные глаза ребенка, в них еще отражался уже непонимаемый мир, и, пересыпая с ладони на ладонь песок, он еще был и его уже не было.

А через несколько лет он умер. Ушел туда, откуда когда-то явился младенцем, не помнящим ни момента своего рождения, ни первого года своего бытия в этом мире, отделенного чертой, границей от того, что для человека непознаваемо, от небытия, из которого он пришел и куда он потом вернулся.

Текст случайной брошюры с изложением здравого и вразумительного рассуждения о сути жизни и смерти и мои детские воспоминания о дедушке Андрее помогли мне увязать воедино рождение и смерть. И смерть уже не пугала неожиданной, страшной, необъяснимой пропастью. Становилось понятно, что смерть – это рождение наоборот.

Теперь я мог ответить на вопрос: «Что со мной будет после смерти?» – «Будет то же самое, что было до рождения». Где я был до рождения, я не помню. Но я там был и ничего страшного со мной там не происходило. А значит, не будет ничего страшного и когда я вернусь туда уже после смерти.

ПЕРВАЯ СХЕМА

Все это представилось мне простой схемой. А жизнь представилась мерцанием звездочек-огоньков Млечного пути, сливающихся, прочерчивающих светящуюся линию, а потом рассыпающихся на искорки. И эта схема, и это представление стали первой победой над страхом. Тогда я еще не знал, что сплошная, не пунктирная линия в центре этой схемы и есть время.

Эта простая схема настолько ясна и всеобъемлюще полна, что все написанное далее только пояснение, расширенный комментарий к ней.