Подлинная жизнь Себастьяна Найта

Я брат Себастьяна Найта, - ответил я. Повисла короткая пауза.

Виноват, - сказал м-р Гудмен, - должен ли я понимать так, что вы говорите о покойном Себастьяне Найте, известном писателе?

Именно так, - сказал я.

Пальцы м-ра Гудмена, указательный и большой, поехали по лицу... я разумею лицо под маской... съезжая все ниже, ниже: он размышлял.

Прошу меня простить, - сказал он, - но совершенно ли вы уверены, что тут нет никакой ошибки?

Ни малейшей, - ответил я и как можно короче разъяснил свое родство с Себастьяном.

Ах, вот оно что! - сказал м-р Гудмен, впадая все в большую задумчивость. - Верно, верно, это мне в голову не пришло. Я, разумеется, отлично знал, что Найт родился и вырос в России. Но насчет фамилии я как-то не сообразил. Да, теперь понимаю... Ну да, она и должна быть русской... Его мать...

С минуту м-р Гудмен барабанил пальцами, тонкими и белыми, по страничке блок-нота, потом меленько вздохнул.

Ну, сделанного не воротишь, - заметил он. - Добавлять уже поздно... Я хочу сказать, - торопливо продолжил он, - что сожалею о том, что не вник в это раньше. Так вы его брат? Что ж, очень рад познакомиться.

Прежде всего, - сказал я, - мне хотелось бы уяснить деловые вопросы. Бумаги мистера Найта, во всяком случае те, что относятся к его литературным занятиям, не в самом лучшем порядке, так что я не знаю в точности, каково положение дел. Я еще не встретился с его издателями, но по моим сведениям по крайней мере одного издательства - того, что выпустило "Потешную гору", - больше не существует. Я решил, что прежде, чем углубляться в суть дела, мне стоит переговорить с вами.

Весьма разумно, - сказал м-р Гудмен. - Фактически вы, вероятно, не осведомлены об этом, - я владею долями в двух книгах Найта, в "Потешной горе" и "Утерянных вещах". В настоящих обстоятельствах для меня самое правильное - сообщить вам кое-какие подробности, завтра утром я отошлю их вам письмом вместе с копией моего контракта с мистером Найтом. Или мне следует называть его мистером ... - и, улыбнувшись под маской, м-р Гудмен попытался выговорить нашу простую русскую фамилию.

Тогда о другом, - продолжал я. - Я решил написать книгу о его жизни и работе и крайне нуждаюсь в некоторых сведениях. Вы не могли бы...

Мне показалось, что м-р Гудмен закоченел. Погодя он разок-другой кашлянул и даже выудил из ящичка, стоявшего на его изысканного вида письменном столе, черносмородиновую пилюлю от кашля.

Дорогой сэр, - сказал он, внезапно крутанувшись вместе с креслом и раскрутив на тесемке монокль, - давайте говорить со всей откровенностью. Определенно, я знал несчастного Найта лучше, чем кто-либо, и однако же... слушайте, вы уже начали писать эту книгу?

Нет, - сказал я.

Вот и не начинайте. Вы уж меня простите за такую прямоту. Старая привычка - дурная привычка, быть может. Вы ведь не против, нет? Так вот, что я хочу сказать... как бы это вам выразить?.. Видите ли, Себастьян Найт не был, что называется, великим писателем... О да, я понимаю, - тонкий художник и прочее, но обыкновенную публику этим не возьмешь. Я не хочу сказать, что про него нельзя написать книгу. Написать-то можно. Но тогда уж надо ее писать под особым углом зрения, чтобы сделать предмет привлекательным. Иначе она непременно провалится, потому что, видите ли, я лично не думаю, что известности Себастьяна Найта хватит, чтобы подпереть ею затею вроде вашей.

Я настолько был взят врасплох этой вспышкой, что сидел, безмолвствуя. А м-р Гудмен продолжал.

Надеюсь, вас не обидела моя прямота. Мы с вашим братом были большие приятели, так что вы поймете мои чувства. Не стоит, мой дорогой сэр, не стоит. Вы изложите вашу идею любому профессионалу, знающему книжный рынок, и он вам скажет: всякий, кто попробует составить исчерпывающее исследование жизни и работы, как вы выражаетесь, Найта, только зря время потратит - и свое, и читателя. Чего уж там, даже книга Имярека о покойном ... (была упомянута знаменитость) со всеми ее фотографиями и факсимиле, и та не пошла.

Я поблагодарил м-ра Гудмена за совет и потянулся за шляпой. Я чувствовал, что совершил промах, обратившись к нему, что пошел по ложному следу. Отчего-то я не испытывал желания подробно выспрашивать его о тех временах, когда он и Себастьян были "большие приятели". Теперь я гадаю, что бы он мне наболтал, упроси я его порассказать о своем секретарстве. Сердечнейшим образом пожав мою руку, он отобрал у меня черную маску, которую я засунул в карман, полагая, что она может еще мне пригодиться при иной какой-то оказии. Он проводил меня до ближайшей стеклянной двери, и у нее мы расстались. Я уже начал было спускаться по лестнице, как решительного вида девица, несколько раньше виденная мною за машинкой в одной из комнат, нагнала и остановила меня (занятно - вот и кембриджский друг Себастьяна тоже не дал мне сразу уйти).

Меня зовут Элен Пратт, - сказала она. - Я подслушала, что смогла, из вашего разговора, и у меня есть к вам просьба. Клэр Бишоп - моя близкая подруга. Ей нужно кое-что выяснить. Можно мне будет поговорить с вами на днях?